Читать книгу "PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза. Этногенез и биосфера земли. Конец и вновь начало - Лев Гумилев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того как монгольская армия откатилась за Тигр, в Сирии и Месопотамии началось поголовное истребление христиан. То культурное наследие Византии, которое пощадили арабские правоверные халифы, Омейяды и Аббасиды, еретики Фатимиды, рыцарственные курды Эюбиды, было сметено мамлюкским натиском начисто. И нельзя сказать, что свирепствовали новообращенные половцы. Нет, они только разрешали мусульманам убивать христиан, а сами расширяли ареал гибели, одерживая победу за победой. В 1268 г. пала Антиохия, в 1277 г. Бейбарс одержал свою последнюю победу над монголами при Альбистане, после чего его преемник султан Калаун взял в 1289 г. Триполи, а в 1291 г. – Акру, Тир, Сидон и Бейрут. Дольше всех держалась героическая Малая Армения (Киликия), завоеванная мамлюками только в 1375 г. Ближний Восток из христианского превратился в мусульманский, но это еще не самая большая беда. С утратой традиции ушла культура и не заменилась другой. Разбитые осколки подобрал в 1516 г. османский султан, безжалостный Селим I. И тогда Ближний Восток, мудрый, доблестный и творческий, превратился в ту этнокультурную руину, которую описал М. Ю. Лермонтов в своем стихотворении «Спор», в котором ведут спор горы Казбек и Эльбрус о возможности покорения природы человеком:
Не боюся я Востока! – отвечал Казбек. —
Род людской там спит глубоко уж девятый век.
Посмотри: в тени чинары пену сладких вин
На узорные шальвары сонный льет грузин;
И склонясь в дыму кальяна на цветной диван,
У жемчужного фонтана дремлет Тегеран.
Вот у ног Ерусалима, Богом сожжена,
Безглагольна, недвижима мертвая страна;
Дальше, вечно чуждый тени, моет желтый Нил
Раскаленные ступени царственных могил.
Бедуин забыл наезды для цветных шатров
И поет, считая звезды, про дела отцов.
Все, что здесь доступно оку, спит, покой ценя…
Нет! Не дряхлому Востоку покорить меня.
М. Ю. Лермонтов прав только отчасти. Он описал самую тяжелую, самую неудачную для развития эпоху на Ближнем Востоке – начало XIX в. Но времена меняются, и в них меняются люди. Время врачует самые тяжкие болезни этносов. И наступает выздоровление, когда происходит процесс вторичной интеграции или, вернее, регенерации.
До тех пор пока кочевники, покинувшие родную землю и оказавшиеся господами своих бывших хозяев-рабовладельцев, противопоставляли себя им и беззащитным народным массам, которых они только угнетали, но не считали даже нужным защищать, страны Среднего Востока слабели. Но внуки и правнуки куманов, карлуков, канглов и найманов, родившиеся в цветущих оазисах Хорасана, на просторах междуречья Тигра и Евфрата, в стране, которая называлась Диарбекир – Месопотамия, постепенно сливались с местным населением в новые этнические целостности. И этот процесс вторичной кристаллизации этногенеза идет в наши дни.
Этот процесс, не замеченный великим поэтом, шел исподволь с XVI в. и, как всякий инкубационный период, мог быть замечен только с большого расстояния. Народы-этносы обновлялись на основе очень сложного генезиса, преодолели инерцию распада, и в настоящее время можно ждать появления обновленной культуры Передней Азии, Ирана и Северной Африки.
А тот тяжелый период, который породил 600-летний упадок, не был предначертан закономерностями истории. Он был в конечном счете и результатом трагической случайности – победы султана Кутуза над Китбугой-нойоном в долине Айн-Джалуд.
Принципы «поля» и «системы» не только не противоречат, но и дополняют друг друга. Первоначальный пассионарный взрыв создает популяцию особей весьма энергичных и тянущихся друг к другу. «Поле» создает причину для их объединения и дальнейшей солидарности, чаще всего неосознанной. Но даже эта первичная консорция, вступая в соприкосновение со средой, организуется в систему корпускулярного типа, чем противопоставляет себя окружению. Следующий шаг – оформление себя как социальной группы, т. е. создание жесткой системы с разделением функций ее членов; это вступление в исторический процесс развития, запрограммированного локальными особенностями географического и этнического окружения, что при единстве модели этногенеза создает неповторимые коллизии в каждом отдельном варианте его.
Если можно определить психологию личности как науку об импульсах человеческой деятельности, то этнопсихологию следует счесть наукой об импульсах поведения этнических целостностей, то есть народов. Предлагаемое определение сразу же создает несколько трудностей, которых можно было бы избежать при другом подходе, зато, как мы увидим ниже, любой другой путь заводит исследователя в тупик, тогда как принятый нами после труднопреодолеваемого перевала ведет в благодатную долину, изобилующую научными результатами, следствиями и возможностями применения к предельно разнообразному материалу.
Таким образом, мы видим, что вне зависимости от расового состава, от культурных связей, от уровня развития возникают какие-то моменты, которые дают возможность в одних случаях установить дружественный этнический контакт, в другом случае он становится нежелательным, враждебным и весьма кровавым. В чем тут дело?
Если мы примем нашу гипотезу этнического поля с определенной частотой колебаний каждой суперэтнической и этнической группы, то мы увидим, что здесь все можно объяснить. Представим, что «христианский мир» существовал как некое этническое поле, в котором колебания шли в одном определенном ритме. В то время испанец и швед, англичанин и неаполитанец считали себя принадлежащими к одной целостности, к «христианскому миру», куда не входили, конечно, ни ирландцы, ни греки, ни болгары, ни русские – все они были схизматики, «еретики такие, что от них самого Бога тошнит». Это цитата [106, с. 5–6]! А вот все католики составляли единство, но в результате спада пассионарного напряжения поле это раскололось на две половины с разными ритмами. В таком расколе, вероятно, и заключается то внутреннее содержание фазы надлома, которое приводит к утрате ощущения единства внутри суперэтноса. Как мы видели, разность во вновь образовавшихся ритмах поля такова, что один ритм соответствовал индейскому, другой был ближе к полинезийскому. Те звучания, которые вступали в гармонию с индейским звучанием, дисгармонировали с русским, абиссинским и монгольским звучаниями, но были созвучны с китайским. И наоборот, протестантские звучания соответствовали совершенно чуждому протестантам по культуре православному миру и далеким полинезийцам, но не соответствовали китайцам. И действительно, англичане в Китае считаются плохими, колонизаторами, хотя они гораздо гуманнее, чем французы. Французы исключительно жестокий народ. Но французов в Китае принимали хорошо, и французские иезуиты и прочие католические миссионеры создали основную литературу по истории Китая, избавив, в частности, меня от необходимости учить китайский язык. Достаточно читать по-французски, по старой орфографии. Все переведено, целые тома, целые полки книг стоят, а английских работ такого значения по Китаю почти нет. Таким образом, концепция биофизической основы этноса дает возможность объяснить всю совокупность наблюденных фактов. Я не знаю другой концепции, которая могла бы все это объяснить, и никто мне ее не подсказывает.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «PASSIONARIUM. Теория пассионарности и этногенеза. Этногенез и биосфера земли. Конец и вновь начало - Лев Гумилев», после закрытия браузера.