Читать книгу "Викинги – люди саги. Жизнь и нравы - Аделаида Сванидзе"

Судя по сагам, для широкого пира предназначалась самая большая комната в доме (зал, холл), обычно прямоугольная, на мощных столбах, украшенных резьбой, с постоянными местами для хозяев и почетных гостей.

Наконец, саги говорят также о коллективной трапезе, которая устраивалась по особым случаям — в честь религиозного или иного праздника, тинга, победы над врагом, свадьбы и тризны, т. е. приурочивалась к примечательным событиям общественной и частной жизни. Например, хёвдинг Сэмунд устраивал каждой зимой широкий пир «на мессу Никуласа» (св. Николая, 6 декабря), приглашая всех видных людей округи. Сам Сэмунд сидел тогда посредине длинной скамьи, рядом помещался его родич Лофт, на почетном месте напротив хозяина — другой знатный хёвдинг. Все много пили, читались «кое-какие» стихи, видимо, обидные для одной из групп пирующих, поскольку все расстались «в большей вражде», чем были до пира[1574].

Судя по порядку рассаживания гостей — по мере их знатности и близости к хозяину, можно говорить об известном «местничестве». Вероятно, во внимание принимались не только богатство и знатность, но также возраст и заслуги, особенно ратные. Не случайно скальд Эгиль написал такую вису:

Что ж мою скамью ты / Занимаешь, юноша? Ты давал ли волку / Свежи яства трупны? Видел, как из воев / Враны пили брагу? Был ли в прибое / Блеска ты резких лезвий? Я с оралом ратным / Странствовал. На раны Ворог вихрем несся. / Викинги ярились… Борзо мы у брега / Бились и рубились…[1575]

Конечно, пиршества обходились хозяевам недешево, поэтому в большинстве случаев их устраивали состоятельные люди. Богатый и влиятельный Снорри Годи устроил «большое осеннее угощение», возможно традиционное, приуроченное к осенним тингу и жертвоприношению — ведь он был годи местного капища. На него хозяин «зазвал к себе друзей. Наварил вдоволь горячей браги, и пили крепко. Было там и множество застольных забав», из которых названа одна, видимо привычная: «сравнивали людей» округи — «кто самый большой хёвдинг». При отъезде гости получили подарки, что было одним из ритуалов гостевания в то время[1576], ведь и сам Снорри Годи, уезжая из гостей, также получал подарки.

В «Саге об Эйрике Рыжем» (гл. VII) говорится: «Зимой знать устраивала пиры и [там] рассказывали саги, и занимались многим другим, что придает веселье домашней жизни». Наиболее богатыми, торжественными и престижными были те пиршества, которые устраивали или посещали короли. О них саги содержат множество упоминаний.

Необычайно интересные, а подчас и уникальные сведения о таких пирах доносит до нас поэма «Беовульф». Там говорится, что устройству торжественного пира местным конунгом предшествовала «постройка дворца пиршественного», который возводил «весь народ», сходясь для этого из всех пределов. Конунг, который долго правил данами, «там золотые дарил… кольца всем пирующим». Жена вождя приветствовала гостей «по древнему чину», поднося первую «чашу пенную» «высокородному гостю» Беовульфу. Затем с полной чашей «кольцевладелица» — королева, обходит гостей, «потчуя воинов, старых и юных» (ст. 610, 620 и сл.). Обойдя гостей, она садится возле венценосного супруга. Не только медовую брагу, но и вино из «дивных бочек разносил виночерпий» (ст. 1160). И «…пир разгорался, как в дни былые», застольные клики, смех и песни «в хоромах грянули» (ст. 640). После пира вся дружина, которая в нем участвовала, улеглась спать (ст. 50 и сл., 69–70 и сл.).

О подготовке к пиру, о том, как убирают хоромы («гостеприимный зал»), говорится неоднократно. В случае необходимости, по важному случаю, пиршественная палата и спальные помещения строятся специально. На стены вывешивают «златовышитые ткани», и «дивные вещи ласкают зрение…». А утром, когда все расселись по лавкам, снова «сновали чаши медовой браги среди героев, среди соратников и родичей конунга» (ст. 990, 1010). Часто пили из звериного рога, красиво украшенного, иногда с подпорками, чтобы его можно было ставить на стол. Из пиршественного рога пили, например, на пиру у Ангантюра, о чем повествует «Сага o Фритьофе Смелом» (гл. VII).

Автор поэмы не забывает упомянуть о том, что на пире «песносказатель пел», что там звучали голос и музыка; сказитель, «чтобы потешить гостей в застолье правдивым словом песнопредания, былью о битве», привлекал внимание пирующих. Этими певцами и сказителями на пире были либо скальды из свиты короля, либо особо приглашенные на пир люди.

Дружина «добрая» после пира обычно ложилась спать там же, на лавках, кладя у себя в головах щиты, рядом, «под рукою», шлемы и мечи, поскольку дружинники «всечасно готовы к сече» и «везде», где опасность грозит владыке, бдительно «стоят на страже» (ст. 1240–1250).

Таким образом, из поэмы о Беовульфе следует, что иногда для королевского пира сооружалось и украшалось специальное помещение, для чего привлекался народ со стороны. Интересно также описание здесь некоторых ритуалов и обычаев самого застолья: поднесение самой хозяйкой, в данном случае королевой, первой чаши самому почетному гостю, ее же обход с «круговой чашей» остальных видных гостей, а также развлечение пирующих музыкой, сказами, пением.

Как говорится в «Саге о Харальде Серая Шкура» (середина X в.)[1577], в то время было «много конунгов и ярлов», а у каждого из них — дружина. И все они пировали постоянно, переезжая с пира на пир, особенно поздней осенью, когда были невозможны ни сельские работы, ни плавания викингов. Не случайно в сагах встречается и такая фраза: «Всю осень король разъезжал по пирам»[1578].

Разумеется, если конунг ездил по пирам, то его всюду встречали с большой пышностью и почтением. Нередко пиры в честь конунга давались с целью его умилостивить, либо получить от него новые привилегии, либо подтвердить старые. Так было, например, когда, конунг Олав (Святой) отправился на север Норвегии, плывя вдоль побережья на пяти кораблях и имея при себе около 300 вооруженных людей. Приехав в известное место, он созвал бондов каждого округа на тинг. На каждом таком тинге его «провозглашали конунгом», а он «приказывал зачитывать законы, в которых повелевал соблюдать христианство… Многих конунг жестоко наказывал… людей и могущественных, и простых… Большинство могущественных и богатых бондов устраивало [тогда] пиры в честь конунга». Один хозяин «устроил пир в честь конунга. Там было много народу, и пир был на славу». В результате этот человек стал лендрманом конунга, получив от него «те же поместья, которые имел от прежних правителей» (!)[1579]. Тем, кто не сумел угодить этому жестокому королю, грозила беда, им приходилось «проститься либо со своим имуществом, либо с жизнью»[1580].