Читать книгу "Можно и нельзя - Виктория Токарева"

Я закрыл глаза. Во мне с каждой минутой нарастала какая-то общая разряженность, будто меня с большой глубины поднимали на поверхность.

— Кто знает, — тихо сказал я. — Если меня проверить по машине, может, я по призванию пират в далеких морях.

Может, моя стихия отбирать. А не отдают — убивать.

— Но ведь и пирата могут убить.

— Могут. Но когда он живет — он живет.

— Неизвестно, о чем думает пират, когда он остается один.

Гарик подошел к телефону и набрал номер.

— Скажи моей жене, что я у тебя, — торопливо зашептал он и протянул мне трубку. Для того, чтобы ее взять, я должен был подняться с кресла.

— Я не могу встать, — сказал я.

Гарик не стал спрашивать: «Почему?» Он поднес телефон, насколько хватило шнура, и поставил его возле меня на пол.

— Гарик у меня, — сказал я, не поздоровавшись.

— Скажи, что я скоро вернусь, — прошептал Гарик.

— Он скоро вернется, — повторил я.

Жена Гарика прислушивалась, как бы определяя процент правды в моем голосе.

Гарик взял у меня трубку и повторил жене все то же самое. Привычка врать и выкручиваться превратилась у него в безусловный рефлекс. Так же как у меня — ждать. И когда Гарик говорил правду, то вроде тоже врал. Он положил трубку и вздохнул с облегчением, будто удачно проскочил сквозь опасность.

— Ну ладно, я пойду, — задумчиво предположил он и действительно ушел.

Я с трудом добрался до постели и лег прямо в пальто. Боль во мне росла, набирала силу, и грозила сделаться непереносимой.

Я стал искать позу, чтобы приспособиться к боли. Потом лег на пол и принялся кататься.

Сколько прошло времени, я не помню. Но вдруг в какую-то минуту мне стало все все равно. Я понял, что умираю. Но и это мне тоже было все равно.

Человек не может смириться с мыслью о смерти, и поэтому мудрая природа опускает на него безразличие. Как самозащиту.

В литературе я читал, что перед смертью человек мысленным взором обегает свою жизнь. Я ее позабыл. Мне казалось, будто я плыву в океане на узком деревянном плоту. Мой плот чуть покачивается на волнах. Его все дальше относит от берега.

Я открыл глаза и увидел посреди комнаты Киру. Я не удивился, как она здесь возникла. Мне было все равно. Но я не хотел, чтобы она видела, как я умираю. Собаки, кстати, тоже предпочитают делать это без свидетелей.

Я усилием воли сосредоточил в себе память. Я как бы привстал с плота. Спросил:

— Как ты вошла?

— Не заперто было, — ответила Кира. — А ты почему на полу?

— Умираю, — сказал я отчужденно, будто речь шла о ком-то постороннем.

— А я замуж выхожу, — сообщила Кира и села возле меня на пол. — Ты рад?

— Да.

— Или нет?

Я устал неимоверно, мне хотелось снова опуститься на свой плот. Но я сосредоточился и сказал:

— Я рад за тебя. Ты молодец.

— Это ты молодец. Ты возвел меня в ранг королевы, и я сама стала иначе к себе относиться. А ведь другие относятся к человеку так, как он сам к себе относится. Правда?

Я закрыл глаза, и мой плот стал съезжать с волны, как с горы. Он все съезжал и съезжал… Но что-то держало меня, будто за волосы. Вопрос Киры. Она что-то спрашивала, и я не мог выпасть из времени, пока не отвечу на ее вопрос.

— Поэтому я и не работаю, — проговорила Кира откуда-то издалека. Королевы ведь не работают?

— Не работают, — повторил я последние услышанные слова.

— Или что-то делают? — усомнилась Кира.

— Что-то делают, — повторил я.

Кира могла разозлиться и сказать, что разговаривает сама с собой, но мне было все равно.

— Что с тобой? — заметила Кира.

— Умираю…

— Да брось ты…

— Налей мне в ванну горячую воду, — попросил я, чтобы отослать ее от себя.

Она побежала в ванную и запела. Я слышал плеск воды и ее голос.

Потом она вошла и спросила:

— Тебе как лучше, чтобы я ушла или осталась?

Мне хотелось, чтобы она ушла, но сказать это было невежливо.

— Как хочешь…

— Тогда я пойду.

Кира хлопнула дверью и побежала вниз по лестнице. Я лежал и какое-то время слышал ее шаги. Слабая тень сожаления качнулась во мне, оттягивая меня от равнодушия.

Я закрыл глаза. Меня снова потянуло в глубину океана, но я снова не мог в него погрузиться. Мне опять что-то мешало. Телефон. Он звонил беспрестанно, как будто испортился контакт.

Я протянул руку, нащупал телефон и взял трубку Я поднес ее к уху и услышал голос Тамары. Мы жили в одном подъезде, и Тамарин голос звучал так громко, как будто она стояла здесь же и кричала мне в ухо. Она кричала, чтобы я повез ее завтра по всем фирменным магазинам: «Ванда», «Власта», «Лейпциг» и «Ядран».

Соленая волна накрыла меня с головой. Я выплюнул воду и сказал:

— Но ведь «Лейпциг» и «Власта» через дорогу.

— Ага… — заорала Тамара, будто я подкинул сухой хворост в ее костер. — «Ванда» — в центре. А «Ядран» — на выезде из Москвы. На полпути к Ленинграду.

Тамара молчала. Ждала. Я должен был ей что-то ответить.

— Ладно, — ответил я. — Если не умру…

Я положил трубку. Отдыхал. Боль куда-то ушла. Я ощущал ее как воспоминание о боли.

Может быть, цианистый калий в сочетании с яблочным джемом дает какое-то нейтральное соединение. А скорее всего Гарика просто надули. Система «Я — тебе, ты — мне» оказалась ненадежной.

Я закрыл глаза и поплыл в обыкновенный сон. Меня по-прежнему чуть покачивало на волнах, но мой плот шел к берегу.

Я уже знал, что не умру. Иначе кто же повезет Тамару по магазинам…

Плохое настроение

Районный детский врач Виктор Петрович — молодой человек с внешностью разночинца — сидел, ссутулившись, и прослушивал очередную пациентку. Он передвигал стетоскоп по ее голой спинке, говорил: «Дыши… не дыши…», потом замолкал, глядя куда-то в угол.

Мать стояла здесь же, в кабинете, держа в руках детские одежки, с тревогой смотрела на врача, пытаясь определить по его лицу дальнейшую судьбу своей дочери. Но по лицу ничего понять было невозможно. У Виктора Петровича было такое выражение, будто ему десять минут назад позвонила жена и сказала, чтобы он больше не приходил домой. Либо только что вызвал главный врач детской поликлиники и потребовал, чтобы Виктор Петрович написал заявление об уходе.

Девочка послушно дышала или не дышала, с восторгом косилась на мать. Она была тщеславным ребенком и любила находиться в центре событий.