Читать книгу "Сны инкуба - Лорел Гамильтон"

— Это не я, это ardeur. От него все становится лучше,Анита.

Что-то в том, как он это произнёс, серьёзно и слегкапечально, заставило меня спросить:

— В чем дело?

Он поцеловал меня в кончик носа:

— Потом.

Опять же я могла бы с ним поспорить, но ardeur решил, чтодал нам достаточно времени. Он налетел на меня как поезд и бросил в объятияМики, заставил шарить руками по его телу, будто я изголодалась поприкосновениям, будто никакие прикосновения, никакая ласка не могут менянасытить. Мы целовались так же — будто изголодались друг по другу. Так, будтомы влезли бы каждый в кожу друг друга, если бы могли, обвились бы друг вокругдруга, ближе, чем может выдержать кожа.

Какую-то минуту мой рот пытался влезть в рот к нему, потомпробудился мой зверь, всплыл, всплыл во мне, вышел из своего метафизическогоукрытия и полез вверх. Мика оторвался от меня и успел только сказать:

— Анита…

Я телом и руками снова прижала его рот к своему. Его зверьстал просачиваться из него струёй захватывающего дух жара. Он поднимался быстрееи быстрее, будто догоняя моего. Они бежали по нашим телам, через тёмную воду,гнали, гнали, быстрее, быстрее, пока не вынырнули. Дело было не в смене формы,а в смене тела. В необходимости как можно большую часть Мики обернуть вокругменя, накрыв меня сколько можно будет, как можно туже, как можно ближе, какбудто самая суть наших тел откликнулась на это желание. Звери выплеснулись унас изо ртов и метафизическими мохнатыми боками тёрлись друг о друга, а мывливались каждый в тело другого. Это было теснее секса. Теснее всего, что я вжизни испытала. Как будто на какой-то ослепительный, потрясающий миг мыоказались в телах друг друга. Не в умах, не просто в мыслях, даже не в памяти,но на одно биение сердца часть меня проникла в него, а его — в меня, и этичасти не думали, не чувствовали, как люди. Это не было ощущение — здорово, вотчто значит быть Микой. Было только чувство погружения, глубокого погружения внего, проникновения в то метафизическое укрытие, где лежит зверь, и мой зверьсвернулся там, на миг — в самом потайном месте, а его зверь точно так же проникв меня в тот момент.

И в этот миг ardeur утолился. Утолился этой тёплой живойсилой, ощущением проникновения в тело Мики куда глубже, чем бывала я в телахлюбых других мужчин. Ardeur утолился, оставив нас тихими, спокойными,довольными.

Звери не повернулись и не пошли туда, откуда пришли.Какой-то миг часть меня лежала, свернувшись клубком в убежище внутри него, иощущение его во мне было, как если бы мы занимались любовью, как будто егозверь был больше и занимал больше места, чем мой. Тёплая, живая энергия неполилась обратно нам в горло, а будто две эти энергии выплеснулись через кожунаших тел спереди, наружу, и на миг кожа загорелась у нас, и две огромныхмохнатых сущности прошли сквозь нас, и будто сразу после этого два зверярухнули каждый на место. Я готова поклясться, что ощутила что-то физическое,вроде истинной тяжести, падающей в середине моего тела и ударившей в конце.Будто я не падала с высоты, а была высотой и ощущала падающее сквозь меня тело,ударившее об пол.

Мы прервали поцелуй, смеясь и задыхаясь. Я первой обрелаголос:

— Ух ты!

Он был такой счастливый, каким я его ещё никогда не видела,такой свободный… куда больше в своей тарелке, будто у него гора с плечсвалилась.

— Знаешь, — сказал он, все ещё тяжело дыша, —считается, такое невозможно, если один из двоих — человек.

— Я не знала, что вам вообще полагается уметь такоеделать.

— Если оба сильны, и оба — истинная пара, то такоебывает.

— Ты говоришь, как будто у этого есть название.

— Шива и Парвати, или просто Маитуна. Это санскритскоеназвание объединения или совокупления.

— Шива, который разрушил бы мир своей силой, если быПарвати постоянно не отбирала у него энергию сексом?

Он кивнул:

— Опять курс мировых религий из колледжа?

Я покачала головой:

— Несколько лет назад мы нашли нагу — настоящего живогонагу, который стал жертвой преступления. Это заставило меня заинтересоватьсяиндуизмом. Потому что, если появилось одно сверхъестественное существо, можноожидать и других того же происхождения.

— И они были?

— Нет. — Я подумала и добавила: — Пока нет. —Заведя руки ему за голову, я притянула его к себе для поцелуя. Он несопротивлялся, но не подался навстречу.

— Ты утолила ardeur.

— Все равно хочу поцеловаться.

Он поцеловал меня, сперва нежно, потом сильнее и сильнее,пока мы снова не стали пить рты друг друга. Он отодвинулся, смеясь изапыхавшись.

— Я думал, мы это уже сделали.

Я не знала, как объяснить. У нас был метафизический секс, и,как бывает иногда после обычного секса, я была в приподнятом, бодромнастроении. Я ощущала его, твёрдый и толстый, зажатый между нашими телами. Яхотела, чтобы он был во мне. Я хотела такой же физической близости, какой быламетафизическая.

Оставив одну руку у него на шее, я опустила другую внизвдоль тела, пока не накрыла его ладонью. Он закрыл глаза и нервно сглотнулслюну. Я сдвинула руку и охватила его пальцами. Такой он был твёрдый, такойтолстый, такой неподатливый в моей руке, что я тоже закрыла глаза и задышаланеровно.

Потом я открыла глаза, зная, что они уже видят нерезко.

— Вот это в меня.

Он попытался пошутить, но лицо его уже исказилось гримасойзарождающегося желания, и голос стал хриплым:

— Даже без ardeur'а?

Я его сжала так, что у него глаза закатились под лоб. Когдак нему вернулось зрение, я сказала:

— Не ardeur заставляет меня тебя хотеть, Мика.

Он хрипло прошептал, будто ему трудно было говорить:

— Мы никогда не превзойдём то, что сегодня сделали.

Я погладила длинный твёрдый ствол ладонью:

— Нам не надо лучше, нам надо хорошо.

Он покачал головой:

— Так хорошо не будет, если не использовать ни ardeur,ни наших зверей, а так близко к полнолунию я бы не рискнул пускать в ходзверей. Можем не удержаться.

Мой черёд настал качать головой:

— Нет, Мика, мы и только мы.

— После первого прикосновения никогда не бывает, чтобыбыли только мы. Всегда есть кто-то или что-то ещё.

Вид у него был очень серьёзный.

Я ладонью накрыла мягкую влажность его мошонки, нежнопоиграла яичками, другой рукой поглаживая головку и ствол.

— А ты не думаешь, что давно пора бы?