Читать книгу "Пляжная музыка - Пэт Конрой"

— Она жива! — крикнул я Ли и выпустил черепашку на поверхность моря.

Мы с Ли плыли по-собачьи рядом, а альбиноска, похоже уже совсем освоившись в воде, быстро скрылась из виду. Потом в шести футах от себя мы заметили крохотную белую головку. Мы следовали за ней, пока дно не ушло у меня из-под ног. Потом мы повернули к берегу, где нас ждала Ледар.

Эпилог

Следующим летом мы с Ледар Энсли поженились в Риме и на свою свадьбу пригласили всех, кого любили. Закончив сценарий для Майка Хесса, мы обнаружили, что не можем жить друг без друга. Когда я наконец решился сделать Ледар предложение, то обнаружил, что Ледар вместе с Ли уже заказала в Чарлстоне свадебное платье, составила список гостей и подготовила объявление для газеты. Единственным человеком, удивившимся тому, что я влюбился в Ледар, оказался я сам. Но у меня был печальный опыт, и я знал, какие трудности и опасности разъедают края даже самой сильной любви. А потому мне хотелось иметь твердую уверенность.

Я задал ей вопрос на вечеринке, которую мы устроили в честь Джордана Эллиота за день до его тюремного заключения в Форт-Ливенворте. Ему дали пять лет тюрьмы за убийство и преднамеренное уничтожение государственной собственности. Обвинение требовало, чтобы Джордана посадили за решетку на двадцать лет, но Кэйперс Миддлтон проделал большую работу, чтобы убедить федеральные власти, что, если дело дойдет до суда, все трапписты как один подтвердят, что Джордана можно причислить к лику святых. Генерал Ремберт Эллиот переехал в Канзас, чтобы быть поближе к сыну в течение всего срока его тюремного заключения. Во время совещания суда с адвокатами сторон генерал яростно защищал сына. Генерал Эллиот каждый день навещал Джордана в тюрьме, и между ними даже возникла искренняя привязанность. К своему удивлению, а потом и к всеобщей радости, они обнаружили, что дружба между отцом и сыном может пробиться через боль и неприятие, омрачившие их нелегкое прошлое. На обломках своей жизни они неожиданно нашли друг друга, примирившись даже с тем, что они такие разные.

Накануне свадьбы мы с Ледар пошли на холм Яникулум. Под нами жил своей тайной жизнью укутанный туманом древний город, готовящийся к последнему рывку, прежде чем заходящее солнце скроется за верхушками гор. Там внизу, среди далеких огней, зажигающихся один за другим, уже вовсю шла подготовка к вечеринке, на которой мы будем присутствовать еще не в качестве мужа и жены. Я решил, что Яникулум — именно то место, где я могу показать Ледар письмо Шайлы. В письме все было сказано скупыми точными фразами. Много лет назад в зале суда оно позволило мне отвоевать у Фоксов право самому воспитывать Ли. Письмо растрогало меня до глубины души. Оно еще раз напомнило мне то, что я познал такую страсть, которую редко кому удается испытать в жизни. По этой причине у меня хватило сил на то, чтобы отпустить Шайлу, но не на то, чтобы сказать ей «до свидания». Сейчас, в вечер перед свадьбой с Ледар, я должен был освободиться от этой зависимости и позволить любви Ледар начать потихоньку залечивать мое израненное сердце.

— Стало быть, это оно, — произнесла Ледар, когда я протянул ей конверт. — То знаменитое письмо.

— Оно заслуживает такого определения, — ответил я. — Сама увидишь.

— А кто еще его читал? — поинтересовалась она.

— Суды Южной Каролины, а теперь — ты, — сказал я. — Я не скоро покажу его Ли. Ей и так досталось.

— Я уже ревную тебя к Шайле, к тому, что было между вами, — призналась Ледар. — Может, письмо меня только расстроит?

— Письмо все объяснит. В нем есть кое-что и о тебе.

— Обо мне?

— Увидишь.

Ледар осторожно вынула письмо из конверта. Оно было написано второпях, и Ледар не сразу удалось разобрать неровный почерк Шайлы.

Дорогой Джек!

Все должно было кончиться по-другому, но ничего не поделаешь, любовь моя. Клянусь тебе, ничего не поделаешь. Помнишь тот вечер, когда мы влюбились друг в друга? Вечер, когда дом упал в море, а мы поняли, что не можем разомкнуть объятия. Тогда мы и представить себе не могли, что сможем полюбить кого-то другого — так сильно вспыхнуло в нас это чувство. А помнишь ночь, в которую мы зачали Ли на верхнем этаже отеля «Рафаэль» в Риме? И это были лучшие минуты моей жизни, поскольку мы оба хотели ребенка, лучшие — поскольку все сумасшествие и отчаяние нашего существования мы смогли превратить в то, что давало нам надежду. Джек, когда у нас с тобой все было хорошо, мы могли поджечь весь мир огнем нашей страсти.

Я не сказала, почему решила оставить вас с Ли, так что говорю тебе, Джек, об этом сейчас. Это снова мое сумасшествие. И на сей раз мне уже не выдержать. Вернулась та женщина. Вернулась хранительница монет, та, о которой я рассказывала тебе в детстве. Когда я была ребенком, она всего лишь смотрела и жалела меня, но теперь она стала жестокой. Она говорит голосами немцев и плюет в меня, потому что я еврейка. В детстве, Джек, я не могла пережить то, что пришлось вынести моим родителям. Их боль разрывала мне сердце. Каждое утро я просыпалась, чувствуя их невысказанную печаль и зная об их войне со всем миром, которую невозможно описать словами. Ребенком я носила в себе эту боль. Я пила ее, питалась ею, она оседала в моей крови. У меня никогда не хватало мужества полностью осознать ужасную историю своих родителей. Все, что им пришлось пережить, трогает меня, и тогда я начинаю сходить с ума от бессилия.

Хранительница монет зовет меня к себе, Джек, и я больше не в силах сопротивляться. У меня в пуговицах нет монет, с помощью которых я могла бы откупиться. Лагеря смерти зовут меня, Джек. На руке свежая татуировка с номером, а долгая поездка в вагоне для скота подошла к концу. Мне снится «циклон-В», и когда я брошусь с моста, то просто попаду в яму, заполненную искалеченными телами шести миллионов евреев, чтобы воссоединиться с ними, ибо они преследуют меня. Среди этих убитых евреев лежат тела моих родителей, но им не настолько повезло, чтобы умереть. И в этих ямах, которые мучают меня во сне, мое законное место. Я стану еврейкой, которая вытаскивает у мертвецов золотые зубы, еврейкой, из исхудавшего тела которой будут варить мыло, так нужное солдатам рейха на русском фронте. Это сумасшествие, Джек, но оно реально. Оно всегда сидело во мне, и я прошу у тебя прощения.

Но, Джек, милый мой Джек, хороший мой Джек, как могу я оставить тебя и Ли? Как мне сказать о хранительнице монет и моей любви к вам обоим? Но хранительнице монет не нужна моя любовь, ей нужна моя жизнь. Ее голос так соблазнителен при всей своей отвратительной слащавости, и она прекрасно знает свое дело. Она знает, что я не смогу никого любить, пока моя страна остается страной кастрированных, одержимых и хныкающих людей.

Но все это к лучшему, Джек. К лучшему для меня. После того как меня не станет, расскажи, пожалуйста, обо мне Ли. Расскажи о всех хороших моментах нашей жизни. Правильно ее воспитай. Люби ее за нас обоих. Балуй ее, как баловала бы ее я. Постарайся найти в себе мать, Джек. Она в тебе есть, и это хорошая мать, и я рассчитываю на тебя, надеюсь, что ты ее найдешь, и даже будешь гордиться ею, и сможешь отдать Ли самую нежную, самую трепетную часть своей души. Сделай ту работу, которую должна была сделать я, и не позволяй никому встать у тебя на пути. Благодаря любви к нашему ребенку ты тем самым сохранишь светлую память обо мне.