Читать книгу "Благие намерения - Кейти МакАлистер"

– Но…

– И я не знаю никого, кто, будучи приглашенным на бал, устроил бы пожар в доме.

– То было всего лишь случайное…

– Ты напугала лошадей и покалечила моего кучера.

– Одна из них хромала! Я просто пыталась тебе показать, что у нее в подкове, должно быть, застрял камень.

– А день нашей помолвки? – Ноубл саркастически хмыкнул.

– Это была еще одна случайность. – Джиллиан надулась.

– Ты хотела, чтобы я тебя поцеловал. Если бы ты владела собой и должным образом дала мне знать о своем желании, я был бы счастлив его исполнить. Твое несчастье в том, Джиллиан, что ты не винишь себя во всех подобных нелепых случаях и не делаешь из них никаких выводов.

– Ноубл!

– Веди ты себя спокойно и рассудительно, то была бы вознаграждена, дорогая жена, безмятежной и спокойной ЖИЗНЬЮ.

– Ноубл…

– Ты еще молода, хотя уже и не девочка, поэтому я не придаю особого значения твоему упрямству и расхлябанности. Ты просто заблуждаешься, и в этом, конечно, виновато твое воспитание. Я с удовольствием научу тебя радостям упорядоченной, размеренной жизни.

– Ноубл!

– Что? – Он был недоволен, что его прервали, и удивился, как она может не понимать, что он пытается превратить ее жизнь во что-то стоящее.

– Смею заметить, что это не я со сломанной… мужской принадлежностью лежу голой на кровати любовницы, не я прикована к ней.

– Ничего не сломано, – прорычал он, глядя на жену, и она, ответив ему полным недоверия взглядом, внимательно посмотрела на предмет обсуждения. Ноубл ощутил жар ее взгляда, словно она прикоснулась к его телу.

– О, смотри, эта штука снова распухает. Я схожу за холодной водой. Компресс – это как раз то, что тебе сейчас необходимо.

Джиллиан направилась к двери, но возмущенный окрик заставил ее вернуться. Пока она отпирала замки кандалов, Ноубл старался убедить ее, что у него нет никаких повреждений, и, выразительно указав взглядом на сына, пообещал все объяснить в более подходящее время. Через пять минут Ноубл растирал онемевшие запястья, а Ник и Джиллиан обследовали высокий гардероб: он оказался пустым, как и ящики комода. Через десять минут Ноубл, голый, с подсвечником в руке, метался взад-вперед по длинному темному коридору, отдавая распоряжения и ругаясь, пока Джиллиан и Ник бегали из комнаты в комнату в поисках одежды. Через четверть часа ошеломленный кучер кэба наблюдал невиданную картину: из дома появились разъяренный видный мужчина, закутанный в простыню, женщина в мужской одежде и темноволосый мальчуган, едва сдерживавшийся, чтобы не засмеяться.

– Эй! Домой! Быстро! – приказал задрапированный в простыню мужчина не терпящим возражений тоном.

Кучер хотел было выразить восхищение необычным нарядом, состоявшим из простыни, завязанной узлом на левом плече мужчины, подобно римской тоге, но повелительный взгляд серых глаз тут же отбил у него охоту к разговору. По резкой, суровой складке у рта мужчины и мускулам, подрагивавшим на открытой части широкой груди, заранее можно было предположить, что джентльмен не расположен ни к каким, даже безобидным дружеским шуткам.

– Чертовски странный фрукт, – пробурчал себе под нос кучер, щелкнув кнутом лошадь, и карета покатилась в теплую ночь.

По дороге к своему городскому дому Ноубл продолжал тихо отпускать крепкие выражения. Каждый толчок экипажа доставлял ему нестерпимую головную боль. Ноублу казалось, что кто-то сидящий у него на плечах пользуется его головой вместо наковальни. Сейчас ему хотелось только одного: лечь и положить голову на колени Джиллиан, чтобы ее длинные прохладные пальцы облегчили ему боль. «И как я дошел до такого? – вяло подумал он, глядя из-под полуопущенных век на жену. – Я не просто ищу у нее утешения, а нуждаюсь в нем». Граф должен был честно признаться в том, что его влечение к жене выходит за рамки простой физиологической потребности. Ноубл чувствовал к себе отвращение. Он никогда не искал у женщин ничего, кроме плотских утех. Разве Элизабет не научила его, что позволять что-то большее означало причинять себе глубокую, проникающую до мозга костей боль? Бог свидетель, ее уроков вполне хватило бы, чтобы отвратить мужчину от всего женского рода. «Женщинам нельзя доверять, какими бы скромными они ни казались, какими бы невинными, наивными и чистыми они ни выглядели, даже переодевшись в одежду слуги. Нет, я, возможно, достаточно слаб и могу тайно томиться по тому, что мне не положено, но я не позволю этой слабости управлять моей жизнью», – твердо сказал себе Ноубл. Упорядоченная и размеренная жизнь вполне его устраивала, он давным-давно привык обуздывать свои потребности, не искать сочувствия и гнал от себя желание ласки и любви. Ноубл решил, что не позволит этим непрошеным эмоциям вновь возродиться в нем, независимо от того, что он находил свою жену весьма соблазнительной. – Болит голова, Ноубл?

Вопрос был задан очень тихо, но слова, казалось, на мгновение повисли в вечернем воздухе, а затем растаяли и окутали Ноубла ласковым теплом. Джиллиан пересела к нему на сиденье и ласково притянула его к своему мягкому плечу. У Ноубла мелькнула мысль оттолкнуть ее, чтобы не позволить втянуть себя в ситуацию, где женщина предлагает больше, чем физическое наслаждение. Но ее прикосновения были так же нежны, как и ее слова. Одной рукой Джиллиан тянула его вниз, пока он, расслабившись, не положил голову ей на грудь. «Господи, – пришло ему в голову, – от нее так приятно пахнет даже в этой лакейской одежде». Тихо мурлыча что-то, Джиллиан поглаживала рукой его голову, и, как ни странно, от ее прикосновений головная боль утихала. Ноубл понимал, что должен прочесть своей непослушной жене нотацию о том, как опасен Лондон ночью; понимал, что должен раз и навсегда запретить ей покидать дом без сопровождения слуг, понимал, что должен спросить, почему она последовала за ним в город, когда он нарочито оставил ее в Нидеркоуте… Все это он понимал, но впервые с тех пор, как Элизабет коварно предала его, позволил своей неподкупной совести схитрить.

В какой-то миг Джиллиан почувствовала, что Ноубл перестал бороться со своими внутренними демонами: его голова тяжело опустилась ей на грудь, но эта тяжесть была приятна Джиллиан, как были приятны близость и доверие Ноубла. Она легонько поглаживала мужа по голове и удивлялась, что у такого человека – властного, волевого и сильного – волосы нежные, как шелк, струящийся между пальцами, изумительный каштановый шелк, пронизанный редкими серебряными нитями. Ноубл вздохнул, когда она осторожно провела по контуру его лба, и позволил ее пальцам спуститься к щеке. Она погладила ямочку на его подбородке, которая всегда притягивала ее, и двинулась вверх, поглаживая его за ухом. Черные ресницы на мгновение приподнялись, но тут же снова вернулись отдыхать на загорелую кожу щек. «Определенно следует законом запретить людям иметь такие длинные и густые ресницы», – подумала Джиллиан, и ее пальцы скользнули к распухшему виску. Осторожно ощупав шишку и убедившись, что рана несерьезная, Джиллиан облегченно вздохнула. Воспользовавшись нежданным молчаливым согласием, Джиллиан в свое удовольствие изучала лицо мужа. Когда экипаж тряхнуло на каком-то ухабе, она, взглянув на пасынка, обнаружила, что тот не сводит с нее сияющих глаз. Джиллиан постаралась себе представить, что подумал Ник, увидев, кроме всего остального, бессилие и беззащитность Ноубла. Для мальчика, который преклонялся перед отцом, это должно было стать жестоким ударом, но его лицо ничего не выражало. Он просто молча, с непроницаемым видом наблюдал за происходящим. Внезапно Джиллиан ощутила щемящее чувство сострадания к своим двум мужчинам: Ноубл старательно отрицал свою потребность в любви, а его сын, кажется, следовал дорогой отца. Джиллиан осознала, что, если она немедленно не возьмется за дело и не положит конец этому недопустимому положению, со временем будет слишком поздно и они оба будут для нее потеряны. Зажав в кулаке прядь волос Ноубла, она твердо сказала себе, что не допустит, чтобы это произошло. Ноубл тихо посапывал во сне, черты его лица разгладились, он выглядел совсем молодым и беззаботным. Глядя на спящего у нее на груди мужа, Джиллиан с удивлением почувствовала, как защипало у нее в глазах, и ощутила себя собственницей. «Он мой, – подумала она. – Он мой, и я никому не позволю снова его обидеть. Ни одного из них», – поправилась она, взглянув на противоположное сиденье, где, закрыв глаза, сидел Ник. И она горячо поклялась сделать счастливыми этих самых дорогих для нее людей. «Если Ноубл хочет спокойной, размеренной жизни, он ее получит», – пообещала Джиллиан и решила впредь следить, чтобы ее повелитель был счастливее, чем мог когда-либо мечтать. Их жизнь будет спокойной и размеренной, и она точно знала почему.