Читать книгу "Распутницы - Алексей Наст"

Потом прошло положенное время, объявившиеся родственники бабы Зои сначала пытались удержать квартиру в чьих-то конкретных руках, но после судебных баталий и смертельных обид выставили её на продажу по низкой цене. И тогда-то Ирка высмотрела её и уговорила Геннадия взять ипотеку. Кто бы знал, что сейчас всё так навалится!

Геннадий вошёл внутрь квартиры, осмотрелся — теперь здесь будет выполнен косметический ремонт, и ничто не напомнит о бабе Зое, прожившей в этих помещениях, с проходными комнатами, долгую жизнь.

Посреди зала стоял стол, рядом несколько кухонных табуреток — всё наследство бабы Зои, которым пренебрегли родственники. Кровать и старый шифоньер Геннадий успел изломать и вынести ещё до воровского наезда. Случись наезд сейчас, опустил бы руки, ни о каком ремонте речи бы не шло. Но дело было решённым заранее, и Геннадию даже было удивительно, что сейчас, так увязнув из-за отца, он занимается обыденными делами, словно не произошло никакой катастрофы, грозящей сломать судьбу семейства Егоровых настолько, что сравнимо со смертью…

Только он присел на табуретку и кинул свою боретку на стол, дверь квартиры отворилась, и вошёл высоченный — больше двух метров, — худющий небритый субъект. Звали его Серёга, по прозвищу Апатия.

— Тебя я увидеть не ожидал! — с радостным смехом отозвался Геннадий. И сразу подумалось, что, пока будет обсуждать ремонт с дворовыми субъектами, немного отвлечётся от переживаний. Всё равно он никто в деле отца, пока там только надежда на Одоеву! А сделает ли она всё как надо? Геннадию оставалось только верить в свою интуицию. Что-то же подсказало ему, какое-то внутренне чутьё, что она, Лизка Одоева, прекрасный следователь и шалашовка в личной жизни, сможет его вытянуть из трясины, в которую его загнали всё продумавшие воры. Геннадий добавил: — Я рад тебя видеть, Серёжа!

Серега тоже обрадовался, заявил тоненьким детским голосом, таким, который ломается и фальшивит, вместо низких выдавая смешные высокие ноты:

— Апатия приходит всегда неожиданно!

Получилось очень смешно.

Геннадий протянул руку для пожатия:

— Здорово, Серёга!

Апатия, пожав руку, весь как-то скукожился и совсем пискляво проныл фразу, которую любили произносить почти все мужчины двора:

— Генка, дай двести рублей! А лучше двести пятьдесят! Такая апатия у меня! Ничего не охота!

От Апатии несло застарелым перегаром и ещё каким-то тухлым запахом, каким обладают закоренелые бомжи, но одет он был во всё чистое, даже новое. В руке он держал полутораметровый оструганный пруток.

— Палка для чего? — спросил Геннадий. — Бить кого-то будешь?

— A-а. Нашёл во дворе. У телевизора пульт сломался, а кровать у меня прямо перед телевизором. Чтобы не вставать — буду лежать и палкой кнопки нажимать.

— Ха-ха! Здорово!

— Ген, давай деньги. Я в магазин слетаю — вместе выпьем. Всё внутри горит. Такая апатия…

Геннадий вдруг подумал, что в предстоящих переговорах с остальной дворовой элитой лучше было пребывать на общей волне, одной бутылкой портвейна дело не ограничится. «Может, алкоголем марь эту заглушу в душе?»

— Хорошо. Дуй в магазин. И стаканчиков купи. Шесть штук. — Геннадий протянул Серёге деньги.

— Полторашку куплю, — оценив сумму, заявил Апатия. — А зачем шесть стаканчиков?

— Парни придут насчёт ремонта. — Геннадий кивнул на стены. — Есть желание поучаствовать?

— Я шпаклюю хорошо!

— Отлично. Придёшь, поговорим.

Радостный Серёга вынесся из квартиры, позабыв про свой прут-пульт.

Геннадий вздохнул. О работе он совсем не будет думать. В мозгу он установит этакую мысленную толстенную пластину, которая будет отбивать импульсы разума о проблемах с ворами и деле отца. Пусть их не будет на ближайшее время, пока он всё как следует не обдумает и не найдёт решение проблемы. Изыски Одоевой — это одно, но главное — в нём самом. Он решил для себя, что выйдет победителем из противостояния, навязанного ему Ондатром, поэтому сейчас возьмёт маленькую паузу и решит обычную бытовую проблему. Сейчас у него забота — договориться о ремонте квартиры, о цене работы и сроках. Чем быстрее семья переберётся в эту квартиру, тем быстрее будет продана та, двухкомнатная, и быстрее будет погашена часть ипотечного долга.

Подумав о той прыти, с какой Апатия побежал в магазин, Геннадий улыбнулся. Апатия был добрым юношей лет сорока пяти, жил в двухкомнатной квартире с женой и детьми. Правда, жена была бывшая, а младший ребёнок женой прижит не от Серёги. А квартира была коммунальная. Одна комната принадлежала Серёге. Сначала квартира была вся Серёгина, перешедшая в его собственность от умершей матери. Потом Серёга продал большую комнату тёте Насте с дочерью, приехавшим из Самарканда. Предприимчивая тётя Настя, оценив обстановку, быстро окрутила наивного Серёгу со своей дочерью, и какое-то время всё шло нормально, даже ребёнок появился — девочка, но потом… Апатия объяснял распад семьи своей сексуальной неумелостью. В его устах эта обидная для любого мужчины правда звучала так жалко, что ни один из слышавших его рассказы о тяжкой доле даже не усмехнулся. Жена ушла к более сексуально активному кавказцу, а тёща осталась жить подле Серёги и после долгих интриг и судилищ, целью которых было полное изгнание бывшего зятя с его законной жилплощади, смогла отсудить только кухню — ванная с туалетом оказались в совместном пользовании. В ответ Серёга бесшабашно запил, устраивая в своей маленькой спаленке пьяные посиделки с такими же опустившимися дружками. Сердце тёщи после десятилетней пытки не выдержало и остановилось. Кавказец, подарив жене Серёги наследника, уехал на Кавказ, и та вернулась в квартиру, став соседкой Апатии. Она в личную пьяную жизнь бывшего супруга не встревала, правда, иногда проводила неожиданные судебные атаки с целью всё-таки отобрания комнатки. Апатия частенько брался за ум, по году не пил, жил случайными заработками, выделывая своими руками великолепный конечный результат. Неловко оправдываясь, комментировал:

— Мастерство не пропьёшь!

Геннадий вздохнул — пропьёшь, и ещё как! Сколько великолепных профессионалов растворили своё умение и талант в алкогольном угаре! Ещё Апатию было жалко из-за отношения к нему юного отпрыска бывшей супруги. Он Апатию презирал. Когда у Серёги была надобность обратиться к бывшей жене и он тихонько стучал в дверь большой комнаты, выходивший юный джигит измерял двухметровую фигуру Апатии уничижающим взглядом, метал в него щелчком добытую из носа козюльку и уходил специфической походкой.

— Дал бы ему поджопника! — советовали мужики. — Растёт волчонок под боком!

Апатия жалко улыбался и отмалчивался. Геннадий считал, что бывшая супруга, словно паучиха в центре раскинутых сетей, только и ждала такой оплошности — суда бы Серёга не миновал.

Геннадий вздохнул — после таких передряг будешь Апатией! Вот прижмут его воры как следует, сам таким же Апатией станет!

Послышались приближающиеся шаги в подъезде — быстро что-то Апатия слетал. Но в распахнутом проёме просиял улыбкой пятидесятилетний белобрысый Вовка Чекушка: