Читать книгу "Княжна Тараканова - Эдвард Радзинский"

— Как все причудливо соединялось в этой очаровательной головке. Это я ей рассказывал про низвержение Орловых и про Разумовского. Несколько лет назад казацкий гетман проезжал через мои владения. И все вокруг говорили о тайном браке его брата Алексея с императрицей Елизаветой. Но она, видимо, перепутала имена братьев, назвавшись дочерью казацкого гетмана. Так я подумал тогда…

— Итак, господа, на днях князь Радзивилл отправляется в Венецию. И будет готовить экспедицию и корабли для нашей поездки к султану. Чтобы не давать повода к излишним слухам, мы отправимся в Венецию порознь.

— В Константинополь, Ваше высочество! — закричал Радзивилл. — И если верность отечеству потребует от меня терпеть нужду до конца моих дней — буду терпеть, но мать-родину не предам!

— К сожалению, остается еще один важный вопрос экспедиция потребует много денег… я знаю ограниченные ныне средства князя Карла…

— Все отдам, все, что есть! И будем верить, что мы получим помощь от Бога, как получаем от людей одни притеснения! — выкрикнул Радзивилл.

Принцесса взглянула на Лимбурга.

— Я готов во всем помочь своей будущей супруге, — начал Лимбург. И добавил: — Ее высочеству Елизавете Всероссийской.

— У меня уже есть план, господа, — продолжала принцесса. — Копии находящихся у меня завещаний русских царей должны быть немедленно показаны французским банкирам. Одновременно в газетах надо опубликовать подробный список крепостей, взятых моим братом Пугачевым. После чего немедля следует выпустить в Париже заем от моего имени как единственной законной наследницы Русской империи. Дадут, дадут деньги проклятые банкиры!

— Браво! — закричал Радзивилл.

— Скоро начнет светать. Пора расставаться, чтобы не возбуждать излишних слухов, — сказала принцесса. — Мой офицер проводит вас обратно в Оберштейн, господа…

Молодой незнакомец вытттел из темноты и поклонился.

— Позвольте вам представить… — обратилась принцесса к Лимбургу. — Это Михаил Доманский…

Михаил Доманский. Польский шляхтич. В пятнадцать лет был пристроен дядей во дворец князя Радзивилла. Там, среди пиров, охот и диких оргий, вырос этот человек. Был избран депутатом сейма, принял сторону Конфедерации, участвовал в восстании против избрания королем Понятовского. После поражения бежал в Германию. И здесь вновь встретил своего прежнего господина Карла Радзивилла. Радзивилл целиком попал под влияние двадцатишестилетнего Доманского. Теперь на всех съездах конфедератов от имени Радзивилла выступал Михаил Доманский…

Кавалькада едет в лунной ночи. Подъехав к замку Оберштейн, Доманский прощается со всеми и исчезает во тьме.

Рассвет.

В замке Оберштейн, в гостиной у догорающего камина сидели Лимбург и принцесса.

— Как вы догадываетесь, мой друг, — насмешливо начинает принцесса, — с нашим браком придется повременить. Покуда я не сяду на русский трон. Надеюсь, тогда вашим родственникам не понадобятся бумаги? И вам не придется более собирать обо мне сведения по закоулкам Европы…

— Невероятно! — вздохнул Лимбург. — Вы готовы отвергнуть таинство брака ради призрачной мечты?

Она гневно взглянула на него. Он помолчал, но потом добавил:

— Алин, мы одни. Поклянитесь мне… Более ничего не надо. Этой клятвы будет достаточно… Все, что я слышал сегодня, правда?

Она усмехнулась и торжественно сказала:

— Клянусь, что императрица Елизавета имела дочь от тайного брака, увезенную из России и воспитанную за границей!

— И кто же она, Алин? — не выдержал Лимбург.

Она посмотрела на него бешеными глазами:

— Я, Ваша светлость! И запомните навсегда: Алин умерла. Есть принцесса Елизавета.

И вдруг потянулась к нему, поцеловала. Потом оттолкнула и сказала:

— А сейчас вы вернетесь в Нейсес.

— Но…

— И не спорьте, Телемак: вы должны выполнить важное дело… Благодаря вашей глупой ревности в тайну оказался посвящен посторонний. Он знает о готовящейся экспедиции, этот желчный и злой человек. Я говорю о Рошфоре.

— Что вы еще хотите?

— Вы уже догадались. Я не могу рисковать делом всей своей жизни. Если вернетесь в Нейсес и снова посадите, — она усмехнулась, — «верного Рошфора» в государственную тюрьму И горе ему, если он выйдет оттуда, пока несвершится экспедиция к султану Я не хочу мертвецов.

И она вновь страстно поцеловала князя, и князь, как всегда, обмяк.

Лимбург и Рошфор отъезжают от ворот замка Оберштейн.

— Поглядите, Ваше высочество…

И Рошфор, смеясь, показывает на темные силуэты у стены замка. Лимбург молча глядит на лошадь, привязанную у потайной двери в стене.

— Не узнали, Ваше высочество? Это лошадь того самого поляка Доманского, который должен быть далеко отсюда…

— Послушайте, граф, — в бессильном бешенстве говорит Лимбург. — Ваша вечная подозрительность уже завела нас… вернее, вас в пропасть. Я не знаю даже, как сказать вам, но я должен вас…

— …Арестовать! — говорит Рошфор, умирая от смеха.

— Но я не мог забыть эту лошадь… И в те недолгие часы, когда она допускала меня в Оберштейн, я всегда чувствовал присутствие этого человека. Появлялись кем-то написанные проекты ее писем турецкому султану, шведскому королю, гетману Огинскому. Теперь она переписывалась со всей Европой…

Замок Оберштейн. Принцесса, как тигрица, разгуливает по зале, когда входит Лимбург. Она швыряет ему в лицо скомканное письмо и кричит:

— Этот мерзавец! Этот хитрый подлый трус!

— К кому относится все это на сей раз?

— Гетман Огинский! И он смел называться моим другом! Я послала ему письмо в Париж, я предложила ему принять участие в моей экспедиции в Турцию с князем Радзивиллом… И что мне ответил этот жалкий изменник!..

Из письма Михаила Огинского принцессе 10 апреля 1773 года:

«Расположение мое к вам по-прежнему глубоко ношу в своем сердце… И поверьте, мой язык никогда не выдаст доверенной мне тайны. Но ваши предложения возбудили во мне воспоминания о временах оракулов, которые никогда не говорили определенно ни „нет“, ни „да“…»

— Этот негодяй делает вид, что не понял!

«И все-таки я желаю вам успеха, хотя не понимаю, какая дорога ведет к нему. Нет, нет, друг мой, лучше мне не быть вместе с вами в вашем начинании, ибо стоит мне только пожелать что-нибудь хорошее, как оно тотчас не исполняется…»

Она скомкала письмо, швырнула его на пол.

— Оказалось, этот трус уже ведет переговоры с Понятовским и Екатериной! Он решил вернуться в Польшу, он хочет получить отнятое имение — тридцать серебреников!

Наконец успокоилась, подняла скомканное письмо с пола, расправила: