Читать книгу "Владыка ледяного сада. Носитель судьбы - Ярослав Гжендович"

Алигенде встал и попрощался с каждым из нас отдельно, а передо мной легко поклонился, так, чтобы никто не обратил на это внимания.

– Я вернусь, тохимон. Найду тебя, или же встретимся подле устья реки. Судьба, которая выпала мне, возможно, не будет так уж плоха, и может я найду способ, чтобы вас найти и освободить! Пусть хранит вас длань Дхана Кадомле и ваш Идущий Вверх.

Я пожал его плечи и почувствовал, как у меня перехватывает горло, однако заставил себя успокоиться, чтобы никто не увидел моих слез. Я смотрел, как он уходит: высокий и стройный, в накидке, которая едва-едва прикрывала его бедра, смотрел, как он несет узелок, в котором оставили ему совсем немного вещей, и пустынный плащ, переброшенный через руку. Я научился уже не считать расставаний и людей, которых приходится терять по дороге. Однако я ничего не мог поделать: когда начали нас разделять, душа моя сделалась тяжела, как камень. И чувствовал я еще, что в конце мне неминуемо придется идти в одиночестве в поисках своей судьбы. Потому что в одиночестве мы рождаемся и умираем, а тем, кто сопутствуют нам в дороге, обычно приходится выбрать собственную дорогу.

Вальгарди, похоже, был в хорошем настроении, поскольку мы получили пиво, хлеб и ведро обгрызенных костей, на которых оставалось еще вдосталь мяса.

Назавтра мы снова сидели на лавке, скованные цепями, и позволяли ощупывать себя и толкать. До полудня Вальгарди избавился от остатков приправ и оружия, разлил по металлическим бутылочкам немало ароматических масел. Плиты соли, которые окружали его прилавок, лежа кучами и в мешках, исчезали одна за другой. Наконец продали и раскрошенные остатки, высыпаемые из мешков в глиняные миски, выскребли все, что могло остаться на внутренней стороне кожи.

И все это время в окованную шкатулку со звоном падали монеты, словно Вальгарди стоял под водопадом из золота, серебра и меди.

Одна женщина купила сразу два мешка плит соли лучшего качества, проверив лишь, белая ли она и чистая ли, нет ли на ней рыжей пыли пустыни, которую часто задувало на соленые озера под Маранахаром. Взяла также мешочек разнообразных приправ и один меч следопыта, а еще большой кусок шкуры каменного вола.

Была это самая большая женщина, которую приходилось мне видеть в своей жизни, с руками столь мощными, что им мог бы позавидовать не один рубака; была она плотная и высокая, с гривой прекрасных волос цвета полированной меди, одетая в платье из яркой материи и обвешанная золотыми украшениями. Даже на пальцах ног носила она кольца, а потому ходила босиком. На ней был и окованный пояс с массивным мечом, короткий кожаный кафтан, обшитый металлическими пластинками, из-под которого готовы были выплеснуться большие груди. Когда она торговалась с Вальгарди, голос ее звучал как рог загонщиков, и от него звенело в ушах, а еще она то и дело принималась громогласно хохотать: я слышал, как от этого смеха подрагивает металлическая посуда на соседнем прилавке.

Сопровождали ее двое мужчин. Один в накидке с капюшоном, худой и невысокий, с виду напоминал южанина. Второй был местным, мощным, сгорбленным, с тупым плоским лицом, на котором один глаз был нормальным, а второй постоянно глядел куда-то в сторону. Этот второй постоянно ковырял в носу и сплевывал. Был там и мальчишка, невысокий и толстый, с решительным лицом и пылающей в узких глазах злостью. Одет он был достойно, а вооружен небольшим мечом. Все покорно молчали, и лишь мальчишка с ненавистью поглядывал на нас и то и дело что-то произносил капризным тоном.

Потом женщина осматривала меня, Бенкея и Снопа, бесцеремонно щупая наши задницы, хватая каждого из нас за естество и больно сжимая, а позже принялась нас толкать все грубее, пока Вальгарди не заорал на нее, и потом они принялись вопить друг на друга, а женщина то толкала его, то вцеплялась в рукоять меча.

В конце концов она заплатила большой горстью серебра и двумя золотыми монетами, с презрением швырнув их на прилавок, а потом отошла, покачивая бедрами, а люди расступались перед ней, будто перед разъяренным буйволом. Вальгарди собирал рассыпанные монеты, качал головой и ворчал что-то на языке Медведей, радуясь, что она ушла прочь.

Парнишка пошел за ней, мужчины же нагрузились мешками и свертками, как бактрианы, и только потом отправились следом. Голос женщины и ее визгливый смех были слышны издалека, несмотря на рев толпы.

В тот день прилавки начали уже просвечивать пустотой, постепенно проредилась и толпа покупателей, выносивших товары за стены города, а большинство купечьих лиц уже расплывались в широких улыбках; с рогами пива в руках, они куда чаще тянулись к кувшинам, чем к медным и каменным гирькам; серебро же сыпалось в их миски и шкатулки все более слабым ручейком.

Из загородок раздавался визг зарезаемой животинки, и я был уверен, что в эту ночь будет еще больше музыки, еще больше печеного мяса и пива, поскольку обитатели города обогатились на караване и чрезвычайно радовались своей судьбе. Но я знал, что радость их пустая. Нынче бренчало у них серебро и они думали только о том, что его хватит на жирное мясо, лучшее пиво и меды. Я же знал то, о чем они и понятия не имели.

Я знал, что караваны из Амитрая больше не прибудут. Люди на башнях внизу еще долго не задуют в рога при виде груженных бактрианов и не крикнут, что вновь прибыл Н’Гома, привозя им соль, кожи и прочие вещи из стран Юга. Возможно, они уже никогда не увидят кувшинов и тканей из Ярмаканда, не попробуют вина со специями и не почувствуют запаха масел. Караван, который все это сюда привез, был последним.

Прежде чем мы принялись раскладывать прилавок, на котором почти ничего не осталось, вернулась огромная женщина, и выглядело так, что Вальгарди не слишком обрадовал ее вид. Между ними произошел долгий, громкий разговор, то и дело слышался визгливый хохот, рядом с которым рык бактрианов и вой волков казался бы сущей музыкой, а к нам подошел муж в капюшоне, который сопровождал ее и вчера.

– Вы амитраи? – спросил он. Мы кивнули, и только Сноп сказал, что он – кирененец. Мужчина отбросил на спину капюшон, показывая лысую голову и крючковатый нос.

– Я Удулай Гиркадал из рода Афрай. Лекарь. Но в этой дикой стране я служу моей госпоже, поскольку я такой же невольник, как и вы. И я скажу вам, что моя госпожа, Смильдрун Сверкающая Росой, хочет купить двух из вас, поскольку так ей нравится, а она обычно получает, что хочет. И я знаю, что она наверняка не купит кирененца, поскольку ей нужны невольники послушные, а не норовистый и высокомерный дикарь, не знающий покорности, которого придется выпотрошить, зря потратив деньги. Уважаемая Смильдрун заплатит за вас много, и хотя сразу видно, что вы из паршивых каст, ей нет до этого дела, поскольку она властительная госпожа и великая воительница, и сможет это сделать.

Я услышал пронзительный, резкий смех той, которую мужчина называл Сверкающей Росой, и у меня по спине поползли мурашки. Однако ничего нельзя было сделать. Монеты со звоном посыпались в медную миску Вальгарди, который сразу подошел, чтобы снять с нас ошейники, с Бенкея и меня. И мне казалось, что на лице его, когда он свертывал цепь, словно бы появилось сочувствие. Похлопал Бенкея по здоровому плечу, потом выдал нам по кубку пива и вручил мне посох шпиона Бруса, который поднял из небольшой кучки нераспроданных товаров. Полагал, что отдает мне просто посох странника, но я и не помню, когда меня кто-то так сильно радовал.