Читать книгу "Иноземцы на русской службе. Военные, дипломаты, архитекторы, лекари, актеры, авантюристы... - Валерий Ярхо"

И они не врали — Карстен Роде уже находился в датской тюрьме, куда его поместили по приказу датского короля Фредерика. Такая поспешность объяснялась не столько политическими, сколько экономическими соображениями: Роде так развернулся, что начал захватывать корабли в датских водах, в проливах Зунда, чем отпугивал купцов, шедших в Копенгаген, и вредил торговым интересам датской короны. В октябре 1570 года, когда Роде в очередной раз укрылся в копенгагенской гавани от преследовавших его шведов, ему позволили сойти на берег, а потом в одном из кабаков по-тихому арестовали и спешно переправили в глубь страны. Роде поселили в замке Галль в приличном помещении, его хорошо кормили, но при этом исключили общение с внешним миром.

Такое отношение к узнику вполне объяснимо: с одной стороны, целый ряд стран требовал, чтобы с ним поступили, как подобает поступать с пиратом, но, с другой стороны, он был официальный воинский начальник русского царя, буйный нрав которого хорошо знали в Европе. Лавируя меж двух огней, король Фредерик содержал Роде в почетной неволе, но людей, захваченных на судах его флотилии в порту Копенгагена, выдал шведскому королю. В то же время он писал письма Ивану Грозному, в которых объяснял, что арестовал «капера вашего царского величества, поелику тот стал имать корабли в датских водах, в Копенгаген с товарами через Зунды идущие». На это московский царь писал, что он ничего такого своему «немчину-корабельщику» не поручал, а велел ему только нападать на корабли своих врагов: литовского короля Ягайлы и короля свейского. Царь предлагал отправить Роде к нему, чтобы «о всем здесь с него сыскав, о том тебе после отписал бы». Но Фредерик на это не пошел, и переписка продолжилась; а Роде все сидел и сидел.

Наконец летом 1573 года король Фредерик лично посетил замок Галль и распорядился перевести Роде в Копенгаген. В столице условия содержания арестанта были значительно смягчены — он мог жить на частной квартире на собственный счет, находясь под надзором властей и не имея права покинуть город. Более того, Фредерик объявил Роде, что он будет немедленно освобожден, если уплатит «компенсацию короне» — тысячу талеров. Деньги у Роде должны были водиться — по документам значится, что он успел захватить 22 корабля, перевозивших товары на сумму в полмиллиона ефимков, но «русский адмирал» уповал на заступничество царя Ивана и платить отказывался. Известно, что он пробыл в плену еще три года, о чем можно судить по письму к Фредерику от русского царя, присланному в Копенгаген в 1576 году, видимо, после того, как до Москвы дошла просьба Роде о помощи. Но, судя по всему, как в свое время Роде не спешил выполнять «пункты договора» с русским царем, так после его ареста Иван Грозный не очень усердствовал, добиваясь вызволения Роде из плена.

После 1576 года никаких сведений о Карстене Роде не имеется.

Что с ними стало дальше?

О судьбах остальных участников событий, описанных выше, известно несколько больше. Юрген Фаренсбах был в фаворе у польского короля Стефана Батория, который вернул ему все родовые поместья, конфискованные в казну, когда раскрылось участие Фаренсбаха в авантюре Курселя. В походах против московского войска опытный командир ландскнехтов так отличился, что получил в награду замок Каркус с окрестными землями в наследственное владение. Он успел еще повевать со шведами и умер 17 мая 1602 года.

На службе у польского короля оказались также Иоганн Таубе и Элерт Крузе, сбежавшие к Баторию после того, как провалилась их затея с Ливонским королевством, — королю Магнусу так и не удалось утвердиться на престоле. Следуя их примеру, сам Магнус тоже попытался договориться с королем. Его тайные сношения с Баторием были обнаружены русскими, и в 1577 году войска по приказу Ивана Грозного взяли город Верден, в котором располагалась ставка «ливонского короля». Магнус попал в плен к своему былому союзнику и сюзерену, но славившийся мстительностью царь Иван отчего-то именно к датскому принцу проявил снисходительность. Трудно объяснить, что повлияло на решение царя Ивана, но принца, можно считать, лишь слегка пожурили. Правда, его понудили сложить с себя титул короля, что он сделал чрезвычайно легко. С той же легкостью он расставался с деньгами, замками и прочим имуществом. Принц был известный гуляка, имел несколько побочных детей, к которым проявлял несоразмерную щедрость, мало думая о будущем. Политические и военные неудачи, разгульная жизнь и неумеренное чадолюбие совершенно его разорили, и, когда он в 1583 году умер, его вдове и дочери не осталось ничего.

Но нищета, с которой столкнулась Мария Владимировна, выглядела только половиной беды; главной проблемой ее жизни была кровь Старицких, которая текла в ее жилах. Род князей Старицких велся от князя Ивана Калиты — значит, она могла претендовать на трон; из-за этого семья подверглась царской опале и истреблению.

Это обстоятельство превратило Марию Владимировну в фигуру политической игры, вокруг нее дивным кружевом заплелись интриги сразу нескольких дворов, полагавших извлечь пользу, проведя на русский престол «свою царицу». Первый ход в этой игре сделал польский король Стефан Баторий, который, узнав о смерти Магнуса, послал его вдове письмо с соболезнованиями, в котором ей советовал довериться своему посланнику Станиславу Костке и ехать с ним в Ригу. На содержание Марии Владимировны и ее дочери польская казна выделила небольшую сумму денег.

Ситуация обострилась, когда в 1584 году умер царь Иван и на трон сел Федор Иванович, от которого вскоре в Ригу пожаловал посланец — английский посол Джером Горсей, который добился разрешения встретиться с Марией Владимировной. Оценив опытным взором положение, в котором он застал вдовствующую королеву, Горсей сумел добиться ее благосклонности. Поговаривают даже, что между Марией Владимировной, коей в ту пору едва сравнялось 25 лет, и обольстительным мистером Джеромом вспыхнул страстный роман. Еще ей приписывали связь с королем Стефаном Баторием и другими знатными персонами Речи Посполитой. Точно же известно, что Горсей уговаривал ее вернуться в Москву, убеждая, что царь Федор Иванович будет содержать не в скудости, как она живет в Риге, а как подобает персоне ее происхождения и звания. Королева высказывала опасение, не заточат ли ее в монастырь? Но англичанин умел быть убедительным и уговорил-таки Марию Владимировну ехать на родину. Согласно версии Горсея, вдову Магнуса ловко выкрали из замка, провезли через всю Ливонию к побережью, усадили на английский корабль, который доставил ее к устью Невы, потом по рекам и тайным дорогам доставили в Новгород, а оттуда уже в Москву. Впрочем, у этой истории есть варианты, и каждый вправе выбирать более подходящий, но факт остается фактом — тайно покинув Ригу, Мария Владимировна оказалась в родном городе, из которого ее увезли совсем девчонкой, чтобы выдать замуж за ливонского короля. В этом городе грозный царь истребил ее семью, отравив ядом отца, мать, сестер и братьев. Теперь на троне сидел сын этого царя, который сулил ей полнейшее благоденствие.

Поначалу ее и впрямь приняли по-царски, но минуло лишь два года, как ситуация резко поменялась и произошло именно то, чего так боялась Мария: ее саму и дочь поместили в монастырь. Вернувшийся из Англии Горсей, узнав о такой перемене в судьбе той, которой он гарантировал процветание и неприкосновенность, в своих записках отмечал: «Очень угодил этой услугой русским, но сильно раскаиваюсь в содеянном».