Читать книгу "Опрокинутый мир - Кристофер Прист"

К концу дня мы, приближаясь к Городу, добрались до точки, где прогибание костылей было уже едва заметным. Мальчускин и его коллеги объявили вслух, что удовлетворены итогами смены, и мы, повалив на тележки столько рельсов и шпал, сколько те могли выдержать, отправились на отдых.

Так пошло изо дня в день. К тому времени, когда для меня настала пора очередного отпуска, разборка путей продвинулась сверх всяких ожиданий, бригады новичков работали дружно и слаженно и к северу от Города засверкали нити свежеуложенных рельсов. Расставаясь с Мальчускиным, я не чувствовал угрызений совести: он был доволен ходом дел и два дня мог спокойно обойтись без меня.

9

Виктория поджидала меня в своей комнате. Синяки и ссадины – память о потасовке – почти сошли, и я решил, что рассказывать об этом не стану. Виктория, по-видимому, ни о чем не слыхала, во всяком случае, вопросов она не задала.

Я вышел из хижины утром, в тот приятный ранний час, когда солнце еще не начало припекать. До Города было рукой подать, и первое, что я сделал, – предложил Виктории подняться на площадку.

– Боюсь, что в это время дверь на запоре. Впрочем, погляжу…

Она отсутствовала считаные секунды и вернулась с известием, что ее опасения подтвердились.

– Наверное, откроют после полудня, – предположил я, прикинув, что к тому моменту солнце успеет скрыться за окружающими площадку постройками.

– Сними-ка свою форму, – сказала Виктория. – Ее опять придется стирать.

Я начал раздеваться, но тут она стремительно подошла ко мне и обняла. Мы поцеловались, вдруг осознав, что очень рады видеть друг друга.

– Ты явно поправился, – заявила она, стащив с меня куртку и легонько пробежав пальцами по моей груди.

– Это все от занятий физическим трудом, – ответил я.

Виктория отнесла мою форму в прачечную, оставив меня нежиться в постели.

Когда мы, наконец, позавтракали, выяснилось, что выход на площадку открыт. Мы перебрались туда, но оказались там не одни: туда уже успели подняться два администратора из службы просвещения. Оба они помнили нас по яслям, и нам волей-неволей пришлось поддерживать вежливую беседу о том, как складывается наша жизнь после выпуска. По выражению лица Виктории я понял, что ей это в тягость не меньше, чем мне, но обрывать разговор самим было неловко. В конце концов старшие попрощались и вернулись к своим городским делам.

Виктория подмигнула мне, потом расхохоталась:

– Какое счастье, что мы выбрались из-под их опеки!

– Еще бы! А ведь когда они нас учили, мне казалось, что они интересные люди…

Мы уселись рядышком на скамейке и уставились на открывшийся перед нами ландшафт. С той точки, где мы находились, просматривались только дали, а под стены Города было не заглянуть; я прекрасно знал, что путевые бригады перевозят рельсы с юга на север мимо нас, но сознание этого отнюдь не помогало увидеть их.

– Гельвард, скажи… зачем Город движется?

– Мне это неизвестно. По крайней мере, точно не известно.

– Вам, гильдиерам, наплевать, что мы, остальные, думаем, – взорвалась она. – Никто из вас не обмолвится об этом и словом, а ведь довольно подняться сюда, чтобы убедиться, что Город на новом месте. Но если посмеешь обратиться к кому-нибудь с вопросом, то услышишь, что администраторов это не касается. Мы что, не вправе даже задавать вопросы?

– Вам совсем-совсем ничего не говорят?

– Ни словечка. Пару дней назад я поднялась сюда и вдруг вижу – Город переместился. Правда, до того площадка была заперта два дня подряд и поступило распоряжение убрать или закрепить все мелкие предметы. Отчего, почему – нам не объясняли.

– Слушай, – отозвался я, – ты сказала любопытную вещь. Выходит, когда Город движется, вы этого и не замечаете?

– Нет… вроде бы нет. Учти, я поняла, что Город переместился, уже потом. Я пыталась припомнить, не ощущала ли я чего-нибудь накануне, но так и не вспомнила ничего необычного. Я ведь никогда не выходила из Города и, наверное, пока росла, привыкла к тому, что он время от времени куда-то едет. А как он едет – по дороге?

– По рельсам.

– А зачем?

– Ей-ей, я не вправе отвечать.

– Но ты же обещал! Да и какой, право же, вред от того, что ты сказал, как он движется, – ведь и ребенку ясно, что он не стоит на месте…

Снова все та же дилемма, однако на сей раз возражения Виктории показались мне разумными, хоть и толкающими меня на клятвопреступление. Да, по правде говоря, я и сам стал сомневаться в целесообразности формального соблюдения клятвы – неспроста она была на деле почти невыполнимой.

– Город движется к какой-то точке под названием оптимум, расположенный на севере. В настоящий момент нас отделяют от оптимума три с половиной мили.

– Значит, мы скоро остановимся?

– Нет, не остановимся… это-то мне и непонятно. Город не сможет остановиться, даже достигнув оптимума, потому что оптимум в свою очередь все время уходит дальше.

– Тогда какой же смысл стремиться к нему?

Ответить на этот вопрос я при всем желании не сумел.

А Виктория продолжала напирать, и я не выдержал – рассказал ей о работе на путях. Я старался свести подробности к минимуму и все-таки не мог отделаться от мысли, что беспрерывно нарушаю клятву, если не по существу, то по форме. И вообще я поймал себя на том, что не в состоянии забыть эту чертову клятву, о чем бы мы ни говорили. Кончилось тем, что Виктория сама предложила:

– Знаешь, давай оставим эту тему. Ты же явно не хочешь продолжать.

– Я просто сбит с толку, – ответил я. – Мне запрещено говорить, а ты заставила меня понять, что я не вправе скрывать от тебя свою жизнь, свои наблюдения.

Виктория помолчала минуту-другую.

– Не знаю, как ты, – произнесла она наконец, – а я за последние дни возненавидела всю эту систему гильдий всерьез.

– Не ты одна. Что-то я не замечал, чтобы у нее было много поклонников.

– Тебе не кажется, что главы гильдий тщатся сохранить систему, которая отжила свое и уже не нужна? Система зиждется на том, чтобы утаивать правду. Не понимаю зачем. Мне это очень не по нутру, и не только мне.

– А может, я и сам примкну к приверженцам системы, когда стану полноправным гильдиером?

– Надеюсь, этого не случится, – сказала она и рассмеялась.

– Есть одно занятное обстоятельство. Когда я задаю Мальчускину – гильдиеру, под началом которого я работаю, – вопросы такого же рода, как ты мне, он отвечает, что я сам все пойму со временем. Звучит это так, словно у системы гильдий есть разумные основания и они каким-то образом связаны с причинами, по которым Город должен постоянно перемещаться. До сих пор мне известно лишь одно – Город должен двигаться. Когда я выхожу наружу, мне надо вкалывать до седьмого пота, и на вопросы просто нет времени. Но ясно, что движение Города воспринимается всеми вокруг как абсолютная необходимость.