Читать книгу "Караоке вдвоем: Хмельная страсть - Мария М. Павлова"

— Маш, а как ты думаешь, кто или что сводит людей в пары? — захватился Павел Машиным раздумчивым настроением.

— Наверное, тут не обходится без изрядной доли случайности… — в тон ему ответила Маша, медленно передвигаясь по дивану поближе к креслу, в котором философствовал муж. Подобравшись совсем близко, она поставила носок тапочки на изогнутую деревяшку кресла-качалки. Потихоньку добавляя качанию размаху, в какой-то момент она совсем сильно придавила основание. Кресло опрокинулось, и Павел через голову перекатился на мягкий ковер, не сразу сообразив, что это с ним приключилось.

— Машка! У тебя что, избыток мужей?

— Что ты сказал, милый? Избыток чего? — невинно хохоча, отскочила от кресла Маша.

— Муже-е-е-ей, — поднимаясь на ноги и угрожающе надвигаясь на супругу, протянул Павел, готовя возмездие и наливаясь упругой силой. Но потом, лениво махнув рукой, плюхнулся обратно в кресло. — Живи… изделие из ребра моего! Такое, наверное, ребро попалось…

— Какое «такое»? — решила уточнить Маша.

— Некачественное. С недовложением солидности и серьезности…

— Это почему же? — Маша, заломив руки, начала вращать бедрами, двигаясь в сторону опять разлегшегося в кресле мужа.

— …и скромности, — добавил потомок первого библейского донора.

— Ах, скро-о-о-омности… — Лихорадочно соображая, не зреет ли какой-нибудь коварный план в голове супруга, Маша продолжила свой танец. Павел, посматривая на нее из-под полуприкрытых век, продолжил:

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Как люди сходятся, почему ты выбрала меня, а не, предположим… э-э-э… н-ну-у…

Маша насторожилась, замедлив движения бедрами, но танца не прекратила.

— …кого-нибудь другого… — благополучно добрался до конца мысли Павел и устремил на ветреную танцовщицу требовательный взор. Маша, покручивая бедрами, изобразила интенсивный мыслительный процесс, прижав палец ко лбу. Потом, уловив в вопросе серьезность, она остановилась и присела на пол рядом с креслом.

— Я думаю, что первоначально люди сходятся на взаимном влечении.

— Ну уж, Америку открыла… подробнее, пожалуйста.

Уж, верно, звуком голоса я был тебе любезен, А может быть, походкою я покорил тебя… —

протяжно продекламировал Павел, как поэт со сцены.

— Это не такой простой процесс, — продолжила развивать мысль Маша, приложив щеку к подлокотнику кресла. Вопреки высокому строю своих рассуждений она вдруг принялась отчаянно улыбаться, заметив из-под купальных трусов супруга кончик его мужской сущности, сонный и мирный, как и его владелец.

— Так или иначе, а ты попался, мой мальчик! — Маша кошкой прыгнула на разомлевшего Павла и захватила губами мочку его уха. — Но вначале был запах. — Маша потянула носом воздух, уткнувшись мужу в шею. — Твой запах, понимаешь? — Она прикусила мочку.

— Да что с тобой сегодня, Мария? — встрепенулся Павел в порывистых объятиях жены.

— А я тебе подарочек купила! — объявила Маша разморенному супругу. — Котяра ленивый! — Она отскочила, и через несколько секунд Павел сидел в кресле в обнимку с пакетом приличных размеров.

— Что это? — подозрительно поинтересовался он, еще не отойдя от первого сюрприза жены в виде переворота через голову.

— А ты разверни!

Павел зашуршал пакетом, и на свет явился халат. Махровый, в яркую оранжевую и черную полоску. Сонливость Павла как рукой сняло. Он встал, расправил плечи и, облачившись в халат, поспешил к зеркалу.

— Когда я был маленьким, мечтал — вот вырасту, куплю себе халат, как у дяди Феди Трайстера…

— Халат теперь у тебя имеется… ну, может быть, еще и вырастешь… — хохотнула Маша.

— Ах т-ты!.. — Павел дернулся за ней с намерением схватить. Но с непривычки запнулся в длинных полах халата и с грохотом растянулся вдоль стойки с телевизором. Но тут же вскочил, демонстрируя неизбывную молодую прыть, и изготовился к прыжку.

— Стой, Павлик! Погоди! — остановила его Маша.

Усевшись на его место в кресло, она взяла из вазы гроздь темного винограда, приподняла ее до уровня губ, затем поводила ею по своему лицу.

— Подойди сюда…

Когда Павел выполнил ее просьбу, она откинула голову на спинку кресла и тихо проговорила:

— А халат носят на голое тело…

— На голое, говоришь? — Включившись в Машино настроение, Павел зашуршал одеждой, приводя в соответствие экипировку.

— Да, голое. Обнаженное… — уточнила Маша и посмотрела на Павла. Он стоял перед ней совсем без одежды, твердея и наливаясь желанием. Медленным движением она сползла с кресла на пол, встала на колени и уместила гроздь винограда на выброшенном вперед, приготовленном к бою клинке.

Склонив набок голову, Маша залюбовалась своим творением, оценивая художественные достоинства шедевра. Но — и тут она понимала вандалов: эстетическое совершенство притягательно! — созерцанием не ограничилась. Нераскрытыми губами прошлась по спелой грозди, переходя на нежную теплую кожу мужского бедра, к которой прильнули виноградины. Затем приоткрыла губы и стала по одной откусывать от кисти налившиеся соком ягоды и, раскусив, проглатывать. В уголке ее рта показалась капелька красного виноградного сока.

Павел задохнулся. Долго так продолжаться не могло. Прохладные виноградины чуть колебались от горячего и быстрого язычка, и это сводило его с ума. Но представление продолжалось.

— Что? — шептала Маша после очередной виноградины, поднимая к нему лицо. Оно было прекрасным. Знакомым в каждой черточке — и неуловимо новым. Павел пошатывался в такт ударам сердца. Тяжелые виноградины посылали острые холодные уколы в спинной мозг. Он запрокинул голову и оставил попытки ускорить развязку: в этом представлении было что-то ошеломляющее. Руки его уперлись в столешницу за спиной, и ток разнузданной крови, делая тело почти невесомым, устремился в средоточие сладкой пытки. Лиловые ягоды вздрагивали вместе с изнемогающей от напряжения плотью. Миг цеплялся за миг, время стало вязким, вытягиваясь в ниточку, на которой вспучивались бесконечные тугие узелки наслаждения. Каждый узелок был восхитительно прохладным и доходил до сердца, не успевая растаять. Тут же зарождался новый, и Павел горящими глазами следил, как двигаются Машины губы, выбирая следующую ягоду. Чувственный толчок накатывал горячей волной и растекался под кожей.

Сквозь теплый желтый туман Маша остро ощущала, что только этот мужчина может вот так отдавать ей всего себя без остатка; что она сейчас сливается с его скрытыми даже от него самого чувственными ритмами. И в ее парящем желтым облаком мозгу сформировалась горячая мысль, что их тела уже в момент рождения были предназначены друг другу и всю жизнь их несет среди туч это желтое облако, плотно объемлет их двоих, унося в едином остром вихре в бесконечность. Маша задрожала, обмирая от протяжного жгучего оргазма, и, не в силах остановиться, смотрела на виноградную кисть — она крупно вздрагивала в такт оргазмическим толчкам и наконец упала к их ногам, со струйками семени на темной глянцевой кожице ягод. Павел выдохнул и поймал Машин взгляд — глубокий, бездонный, первозданно открытый. Он опустился на колени и прижался щекой к ее лицу…