Читать книгу "Эмоциональный шантаж - Сьюзан Форвард"

Ронда все время подталкивала меня, чтобы я записалась в одну из ее психотерапевтических групп, но мне это было неинтересно. Может быть, она была и права в том, что групповая терапия принесла бы мне пользу, но, боже мой, я столько времени потратила на подготовку к экзаменам, что у меня его не оставалось ни на что, кроме работы. Ронда поняла это по-своему. Сказала, что я упрямая и своевольная, поэтому в жизни меня ожидают проблемы.

Обвинение в неполноценности действует особенно эффективно, если исходит от авторитетной фигуры – врача, преподавателя, адвоката или психотерапевта. Наши отношения с этими людьми всегда основаны на доверии, мы наделяем профессионалов мудростью, чего подчас некоторые из них вовсе не заслуживают. Мы предполагаем, что они будут относиться к нам честно и открыто. Однако все мы знакомы с профессионалами, которые считают, что лицензия на практику автоматически делает их мнения и поступки безупречными.

По ее тону, жестам и отношению мне было ясно, что она мной недовольна, что представлялось ужасным. Я боялась, что она накричит на меня, и это стало бы окончательным подтверждением: со мной не все в порядке. В конце концов, именно психотерапевт судит, что правильно, а что неправильно, поэтому если он тебя не любит или недоволен тобой, значит, действительно что-то неладно. Кроме того, я всегда боялась гнева и грубостей. А если на тебя сердится человек, обладающий авторитетом, впечатление усиливается в десять раз.

«Люди, обладающие авторитетом», такие как Ронда, высокомерно дают понять, что с ними нельзя спорить. Они утверждают, что действуют в наших интересах, но если мы им сопротивляемся, то это для них служит доказательством того, насколько мы упрямые, малоинформированные или неуверенные в себе люди. Экспертами могут быть только они, даже когда дело касается глубочайших знаний собственного Я, и нам не позволено сомневаться в их советах или толкованиях ситуации.

Опасные секреты

Во многих семьях скрывают «стыдные» секреты издевательств над ребенком, наличие алкоголизма, психических заболеваний или случаев самоубийств, о них по молчаливому согласию предпочитают умалчивать и никогда не обсуждать. Но если какой-нибудь член семьи нарушает заведенный порядок и перестает хранить секреты и отрицать факты, к нему приклеивают ярлык ненормального или разрушителя семьи только за то, что он осмелился обсуждать запрещенные темы. Я часто наблюдала этот тип поведения, когда специализировалась на работе со взрослыми, подвергшимися в детстве физическому и/или сексуальному надругательству. По мере того как мои пациенты выздоравливали, им хотелось (или было необходимо) обсудить свои переживания, однако некоторые семьи жестко сопротивлялись тому, чтобы они нарушали молчание.

Аксиомой является тот факт, что чем хуже обстановка в семье, тем сильнее члены семьи сопротивляются возвращению к нормальной жизни. В адрес осмелившегося нарушить запрет звучат угрозы изгнания, наказания, возмездия и общего презрения, которые могут сокрушить решимость человека, а его смелые попытки выздороветь клеймятся как эгоистичные, ненужные и вредные.

Роберта, 30-летняя служащая телемаркетинговой компании, до сих пор страдает от повреждений шеи и костей, которые в детстве ей нанес отец. Мы познакомились в больнице, где я работала и куда она была направлена с диагнозом «депрессия». С самого начала она рассказала, что больше не может скрывать царящую в семье жестокость.

Когда Роберта стала разбираться в событиях своего детства, она обратилась за подтверждением к матери, но вместо понимания, на которое надеялась, встретила обвинения в неполноценности.

Я обратилась к матери по поводу событий шестимесячной давности и сообщила ей, что обнаружила последствия избиений. Но она не захотела меня слушать. Сказала, что можно подумать, будто отец меня отправил на тот свет. А я спросила: «Помнишь, когда он схватил меня за волосы, раскрутил и швырнул на землю?»

Мать посмотрела на меня, как будто я свалилась с Луны, и сказала: «О боже, откуда ты все это берешь? От своих докторов? Тебе что, промывали здесь мозги?» А я ответила: «Мама, ведь ты стояла в дверях, когда он меня бил, и все видела». Она вышла из себя. Не смогла этого вынести. Закричала, что я все придумываю и, по ее мнению, просто сошла с ума. Как я могла говорить такое о своем отце? Сказала, что не будет разговаривать со мной, пока меня не вылечат и мне не нужно будет так бессовестно лгать. Это было поразительно.

Мать Роберты нашла воспоминания дочери настолько опасными, что сочла необходимым не только все отрицать, но и настаивать, чтобы дочь сама отвергла их; мать угрожала разорвать все отношения, если Роберта не прекратит огорчать семью. Стремление к выздоровлению – такое, например, как совершенно нормальные попытки Роберты раскрыть и обсудить все, что с ней происходило, – часто выдается остальными членами семьи за вымысел, преувеличение и больное воображение, приобретая при этом чуть ли не зловещий оттенок. Может наступить момент, когда нам отчаянно хочется раскрыть правду о том, что с нами случилось, это требует решительности, подготовки и поддержки, чтобы отразить обвинения в неполноценности, которые идут рука об руку с постоянными издевательствами и серьезными проблемами в семье.

Обвинения в неполноценности нацелены на ту область нашего сознания, которую трудно защитить. Нам легче справиться с критикой своих навыков и поступков, потому что мы окружены надежной внешней оценкой наших действий. Но если шантажист утверждает, что мы психически ущербны, то можем принять его мнение за рациональную обратную связь, поскольку знаем, что не всегда объективны в отношении самих себя. Многим становится страшно за свои действия. Шантажисты, обвиняющие нас в неполноценности, рассчитывают именно на это.

Как и демагогия, обвинение в неполноценности лишает нас уверенности в собственных воспоминаниях, своем разуме и характере. Но при патологизации ставки еще выше. Этот инструмент заставляет нас сомневаться в собственном рассудке.

ПРИВЛЕЧЕНИЕ СОЮЗНИКОВ

Когда попытка шантажа в одиночку не удается, многие из эмоциональных шантажистов призывают подкрепление. Они приводят на помощь других людей – членов семьи, друзей, священников, – чтобы добиться своего и доказать свою правоту. Таким образом шантажисты удваивают и утраивают свои силы. Они привлекают всех, кого любит и уважает их жертва, и та чувствует себя подавленной перед лицом численного превосходства.

Вскоре после того, как я начала работать с Робертой, однажды вечером мне довелось познакомиться с этим инструментом шантажа. Отец и мать Роберты пришли на сеанс семейной психологической консультации с ее братом и двумя сестрами, которые горели желанием продемонстрировать свою солидарность с родителями. Когда я спросила, как они относятся к желанию Роберты открыто рассказать об издевательствах отца, все тут же сплотились. Родственники посмотрели друг на друга, и наконец старший брат Эл начал говорить:

Мама позвала меня и попросила прийти сюда и рассказать вам правду о том, что происходит. У нас хорошая семья, и Роберта просто хочет разрушить ее. Посмотрите на нее – она не вылезает из больниц из-за депрессии, попыток самоубийства… Меня не удивит, если она слышит голоса или что-то вроде этого.