Читать книгу "Ухожу от тебя замуж - Мария Воронова"

Стрельников, ослепительно улыбаясь родственникам и пациентке, провозгласил известные максимы, что живот это не ящик стола, куда можно залезать при каждом удобном случае, и лучшая операция та, которая не сделана. Спаечная непроходимость обычно разрешается без операции, так что достаточно дать барий и наблюдать.

Вся история разворачивалась в конце рабочего дня, и, дав такие наставления, Виктор Викторович отбыл домой, а Соня осталась еще на два часа, все равно надо было писать истории. В шесть вечера она сунулась в палату, но родственники буквально не пустили ее к бабке, и, чтобы не накалять обстановку, она передала пациентку под наблюдение дежурного врача и ушла.

Дежурил доктор из поликлиники, который не хотел быть святее папы римского. Раз профессор сказал, что оперировать не надо, то и не надо, тем более что лень. Следующий день была суббота, в восемь утра заступила Лариса Васильевна, увидела страдающую пациентку и снимок, на котором барий никуда не продвинулся, и, пользуясь тем, что родственники еще не пришли, потащила бабку в операционную, проклиная Виктора Викторовича и дежурного врача за то, что доставили ей лишнюю работу.

После операции старушка поправилась довольно быстро, но родственники остались недовольны и стали бомбардировать все инстанции жалобами. То ли они не сообразили, что своей непомерной активностью почти на сутки отсрочили жизненно необходимую для бабки операцию и если бы не Лариса Васильевна, все могло бы кончиться гораздо хуже, то ли просто любили склочничать, то ли Соня им очень не понравилась и они захотели ей отомстить… Трудно сказать, что двигало этими людьми. Удивительным образом весь их гнев обрушился на Соню, о том, что именно Виктор Викторович решил отложить операцию, они словно забыли. Из текста их жалобы следовало, что Соня не распознала острой хирургической патологии и бросила пациентку помирать. К сожалению, из истории болезни можно было понять примерно то же самое. Стрельников не оставил своей записи, а что больная госпитализируется под наблюдение, а не в операционную, было выведено Сониной рукой, и стояла только ее подпись.

Виктор Викторович словно и не участвовал во всей истории, Соня отдувалась одна, приняла разнос сначала у начмеда, потом у главврача и не сдала профессора, хотя очень надеялась, что в конце концов он вмешается и защитит ее. Увы, этого не произошло. Стрельников ходил как ни в чем не бывало, улыбался ей, называл «дружочек мой», превозносил ее таланты, но не признался начмеду.

А Соня ненавидела предательство во всех его видах и готова была скорее терпеть выволочки от начальства, чем донести на своего подчиненного, даже если он сам ее подставил.

Все будто забыли о роли Виктора Викторовича в лечении бабки, в том числе и сам Виктор Викторович.

Несколько дней Соня набиралась духу, чтобы поговорить со Стрельниковым, а потом у него трагически погибла жена. Теперь надо сочувствовать ему, оберегать, а не муссировать старые склоки.

Лучшее, что можно сделать в данных обстоятельствах, – это принять, что Виктор Викторович искушен в административных играх в тысячу раз лучше ее самой, и раз не вмешался в процесс, значит, так надо. А горе от потери жены неизмеримо больше, чем Сонины мелкие обидки, поэтому нужно думать только о том, чтобы профессору Стрельникову было легче вернуться к работе.

* * *

Яблоня и рябина росли как одно дерево, зеленые невызревшие плоды терялись среди алых гроздьев, и перистые листья мешались с круглыми листочками, создавая причудливую крону.

Несмотря на то что наступил сентябрь, листва оставалась зеленой, но все же Александра заметила обломанную ветку с почерневшими мертвыми листьями. На клумбе возле желто-белого домика железнодорожной кассы еще вчера ярко цвел люпин, но теперь его лиловые и розовые соцветия облетели, сменившись седыми бархатистыми стручками, и листья пожухли. Лето прошло.

Александра подошла к газетному киоску, быстро взглянула, не появилась ли в продаже ее новая книга, и покатила коляску с Витей дальше, вдоль ручья. Черная вода, уже усеянная опавшими листьями, текла в нем удивительно быстро, образуя веселые водоворотики вокруг замшелых камней. По кромке воды деловито паслись утки, увидев их, Витя в коляске оживился, а Тузик дернулся с поводка, так что Гриша еле его удержал.

Они взяли щенка в приюте, как и договаривались. Гриша выбрал маленького и грустного пса, о породе которого было деликатно сказано «метис». Черный гладкошерстный щенок мог быть плодом связи кого угодно с кем угодно, и так же невозможно было предугадать, что из него вырастет.

В приюте были щенки и красивее, и породистее, и веселее, но Гриша сразу прикипел к Тузику и как взял на руки, так уж не выпускал до самого дома.

Приобретение собаки слегка осложнило положение Александры. Виктор не стал ругать ее, но заметил, что можно было бы обойтись и без сумасбродств, но если уж ребенку так необходима собака, то ладно уж, он согласен, чтобы Тузик жил во дворе в будке. Довольно долго пришлось убеждать его, что это невозможно, и Виктор скрепя сердце согласился на то, чтобы Гриша держал щенка в своей комнате, но не пускал бегать по дому. «Раз сам завел собаку, значит, сам и должен о ней заботиться», – заключил Виктор наставительно, и Александра кивнула, мол, и на том спасибо.

Свекровь отреагировала несколько острее, даже приехала в неурочный час, чтобы поговорить с Александрой об ее самоуправстве.

– Зачем ты потакаешь детским капризам? – спросила Альбина Ростиславовна сурово. – Если ты думаешь, что Грише полезно о ком-то заботиться, чтобы легче пережить смерть матери, так у него для этого есть младший брат. Вот он действительно нуждается в заботе, а взваливать на нас новые проблемы в такое трудное время совершенно излишне.

– Но мальчик страдает… – попыталась объяснить Александра.

– Но не нужно приучать его спекулировать на своих страданиях! – отрезала свекровь. – Тяжело сейчас всем, а не только ему, и ты портишь ребенка, внедряя в его душу представление, что все должны танцевать вокруг него и удовлетворять малейшие прихоти, раз у него такое горе. Нет, горе у всех, и он должен нести его вместе со всей семьей и преодолевать вместе со всеми, а не выпрашивать себе поблажки, потому что он, видите ли, еще маленький!

Александра нахмурилась, чувствуя привычное бессилие перед демагогией свекрови. Она могла бы возразить, что «вся семья» двенадцать лет знать не хотела Гришу, отец не только не был ему другом и помощником, но даже алименты толком не платил. Что Гриша способен ухаживать за собакой, но все же слишком мал, чтобы его можно было использовать в качестве няньки для брата.

Да, можно было бы привести эти аргументы, но что в них толку, если ни отец, ни бабушка не видят, как преобразился Гриша с появлением Тузика!

– Наверное, я ошиблась, что взяла собаку, не посоветовавшись с вами, – сказала Александра кротко, – но теперь уже нельзя ее забрать, чтобы не нанести ребенку тяжелой травмы. Давайте потерпим, ладно?

Альбина Ростиславовна поджала губы, но в конце концов даровала недостойной невестке свое прощение с условием, что впредь та не будет ничего делать без разрешения членов семьи.