Читать книгу "Генерал Алексеев - Василий Цветков"

Вопрос питания снарядами наших 3-дюймовых полевых и горных пушек представляется в следующем виде. Исходя из опыта Русско-Японской войны, в течение которой израсходовано было по 720 выстрелов на орудие, в мирное время заготовлено было по 1000 выстрелов на орудие, причем считалось, что количества этого должно хватить на год. Часть (428 выстрелов) составляла возимый запас, который находился в непосредственном распоряжении войсковых начальников, остальное же хранилось в разобранном виде в местных парках и должно было подаваться на фронт, по мере приведения в готовность. Подача снарядов из парков рассчитала была на год, в течение которого заводы должны были изготовлять новые 1000 снарядов на орудие, и таким образом считалось обеспеченным непрерывное питание артиллерии. Однако все эти расчеты были опрокинуты при столкновении с действительностью, и уже в начале сентября 1914 г. Ставка, основываясь на опыте Галицийской битвы, установила ежемесячную потребность армии в 1 500 000 снарядов; весной 1915 г. подняла ее до 1 750 000, а летом 1915 г. — до 3 000 000».

Но нельзя в то же время не отметить значительного экономического потенциала России, благодаря которому «голодные» проблемы удалось успешно преодолеть уже в 1916 г. Этот потенциал отечественной экономики был хорошо отмечен в статье авторитетного российского финансиста, профессора М.В. Бернацкого, опубликованной в том же, цитированном выше номере «Русского инвалида». «Я должен с особливой настойчивостью подчеркнуть тот факт, — писал Бернацкий, — что Россия вступила в войну, прервав для этого свою изумительную по мощности хозяйственную эволюцию. Уже с конца прошлого века Империя вступила в период интенсивного торгово-промышленного развития. Процесс этот лишь на короткое время был задержан неудачной Японской войной с тем, чтобы после достигнутого внешнего и внутреннего успокоения принять исключительно быстрый темп. Достаточно привести несколько ярких цифр. В конце прошлого столетия промышленная производительность России выражалась суммой в полтора миллиарда золотых рублей, в начале нынешнего — свыше 3,4 миллиарда, а в 1912 г. почти 5 миллиарда. Производство металлов учетверилось, железнодорожный грузооборот увеличился в три с половиной раза. Вклады в акционерных коммерческих банках возросли с 838 миллионов рублей на 1 января 1908 года до 2330 миллионов рублей на 1 января 1913 года. За одно десятилетие с 1904 по 1913 гг. количество денежных капиталов в империи увеличилось на одну треть (с 11,3 миллиарда рублей до 19). Соответственно росту народного хозяйства государственные финансы России показывают за это время прочное улучшение: государственный бюджет с 2 (приблизительно) миллиардов в конце девятнадцатого века возрос до трех с лишним миллиардов к началу войны (в 1913 г. — 3,382 миллиона). Перед японской войной накопилась свободная наличность государственного казначейства в 381 миллион рублей; война ее поглотила, но засим резерв опять поднялся к 1913 г. до 514,2 миллиона рублей, которыми были покрыты первые расходы по мобилизации армии в 1914 г. Россия была, как принято говорить, “убога”, но вот у этой убогой страны мелкие сбережения в государственных сберегательных кассах к 1914 г. превысили два миллиарда золотых рублей.

Правда, диссонансом являлось неудовлетворительное состояние мелкого крестьянского хозяйства, принимавшее в некоторых районах острые формы. Имелись, однако, все основания рассчитывать, что с осуществлением Столыпинской реформы наша крестьянская жизнь вольется в нормальное русло.

Незадолго до войны группа немецких ученых с профессорами Зерингом и Лугагеном во главе посетила Россию, чтобы ознакомиться с первыми результатами реформы Столыпина; в посвященной этой поездке книге немцы признали наличность громадных успехов и пророчили России блестящее хозяйственное будущее, «если внешний мир не будет нарушен лет десять»… Может быть, поэтому мир и был нарушен!».

Наконец, расчеты на военное содружество стран Антанты оказались еще более завышенными по сравнению с переоценкой объема собственных военно-экономических ресурсов. Но была ли в этом вина России, се военного и политического руководства? И все-таки, благодаря поддержке союзников, на Восточном фронте были запланированы и частично осуществлены операции 1917 г. Однако рост «революционного брожения» на фронте и в тылу не позволил развивать их дальше.

Недостатки разного рода проявятся позже и станут заметны спустя долгие годы после окончания войны. В эмиграции, в советской военной науке, в современной историографии фактически утвердилось мнение об изначально порочной стратегии русской армии в 1914 г. Но, отмстим это еще раз, накануне войны в России редко кто сомневался в правильности избранного и «Высочайше утвержденного» военно-стратегического планирования. «Способности дерзать», к чему призывал своих коллег но окружному совещанию 1912 г. Алексеев, русское командование не утратило. Но ведь известно, что любой, даже самый совершенный, план достаточно условен и относителен, в нем просто невозможно предусмотреть всех «мелочей», роль которых при определенных обстоятельствах может оказаться решающей. Да и сами эти обстоятельства меняются подчас столь стремительно и неожиданно, что предусмотреть это наперед нереально. Последующие события Второй Отечественной войны это подтвердили.

Не отступал от официально утвержденных планов и Михаил Васильевич. Наоборот, генерал делал все от него зависящее, чтобы максимально подготовить Киевский округ к неизбежному военному столкновению.

На должности Начштаба округа Алексеев уделял внимание не только штабной работе и разработке военно-стратегических планов. Он энергично приступил к реализации мер, связанных с усилением боеготовности войск своего округа. По его инициативе были созданы офицерские стрелковые курсы для кандидатов на должности командиров роты. На этих курсах велись также занятия по тактике, активно осуществлялись «полевые выходы», осваивались новые приемы управления огнем стрелковой роты, в частности, связанные с применением пулеметов при атаках и в обороне. Маневры генерал объезжал на автомобиле, однако после серьезной аварии, произошедшей в 1911 г., отдавал предпочтение более «традиционным» средствам передвижения, пересев на молодую лошадь по кличке «Единица», бывшую с ним все последующие этапы службы, вплоть до Добровольческой армии{18}.

3. «Перевод в строй»: командование 13-м армейским корпусом, жизнь в Смоленске

Период 1908—1913 гг. не являлся для Михаила Васильевича безоблачным в служебном отношении и в карьерном росте. В 1911 г. он был награжден орденом Святого Владимира 2-й степени. Но отношения с военным министром Сухомлиновым — после критики Алексеевым первоначального плана войны — осложнились. Военный министр подозревал его в предвзятости, в интригах, которые вели против министерской политики сторонники Великого князя Николая Николаевича. Хотя, очевидно, оснований для подобных подозрений не было, а сам Алексеев, в силу своего характера и весьма слабого представления о перипетиях жизни санкт-петербургского высшего света, никак не годился на роль придворного интригана, тем не менее перевод генерала из ГУ ГШ в округ многими современниками оценивался как некое «понижение по службе».