Читать книгу "Дети декабря - Платон Беседин"

В начинающейся кутерьме, где уже слышны характерные крики и диковатый смех, я не нахожу тех, с кем приехал. Валера не берёт трубку. Вениамину Степановичу лишний раз звонить не хочется. Брожу по дорожкам Мариинского парка с перерывами на обогрев у дымящих бочек.

Сделав круг, вновь оказываюсь у входа, где блондинка в зелёной шапочке, синей куртке «Барберри» и ярко-красных джинсах раздаёт листовки. Протягивает мне одну, отпечатанную на сероватой бумаге. Мы стоим, гласит листовка, не против Януковича, не против русского языка, не за Америку или Европу, а потому что просто устали жить в говне.

– Вы и правда устали? – благодушно спрашиваю я. Умеренное опьянение – ни отнять ни прибавить – позволяет соблюдать баланс между нормами приличия и общительностью.

– Да, конечно.

Блондинка говорит с акцентом. То ли чешка, то ли полячка. Может, словачка. В общем, откуда-то из Восточной Европы. Хорошо, если с еврейской кровью, как многие там: тогда окажется не только симпатичная, но и страстная.

– А «вы» – это кто?

– Мы европейцы, – ещё шире улыбается блондинка.

Если мы хотим стать европейцами – иначе для чего в который раз собираемся на Майдан? – то нам определённо необходимо научиться так улыбаться. Или хотя бы улыбаться в принципе. Венгры, чехи, словаки, болгары, поляки освоили эту завещанную Дейлом Карнеги науку. До американцев им, конечно, ещё далеко, но путь осилит к дантисту идущий.

– А ты из какой страны?

– Чехия, – сообщает блондинка. Не люблю чехов и Чехию, это царство свингеров и порнографии, но девушка мне определённо нравится.

– О, я был в Чехии!

– Был? – русский она понимает так себе.

– Да. Лет, – я прикидываю и ужасаюсь классическому «боже ты мой, как летит время», – восемнадцать назад. Прага, Карловы Вары…

Я был в Чехии в двенадцать или в тринадцать лет. Надо уточнить у мамы; мама помнит всё. Отец вдруг захотел – интересно, где он взял деньги? – чтобы дети посмотрели Европу. Невыездные советские инженеры решили, что хотя бы сын с дочерью не должны прожить затворниками. Три лета подряд я и сестра ездили с туристическими группами: Чехия, Мальта, Германия.

Жили в кампусе, в городке, название которого уже и не вспомнить. Рядом был сосновый бор и болотистый водоём с ордами комаров, стремящимися переночевать вместе с нами. В первую ночь меня покусали так, что на следующий день, покрывшись алыми блямбами, расчёсывая их до крови, я мечтал, как змея, сбросить ненавистную кожу. Чешская медсестра сначала дала мне вонючую мазь, а после, спустя полчаса насколько мучительного, настолько и терпеливого ожидания, сделала болючий укол; стало легче, блямбы уменьшились и побледнели.

На вторую ночь нам выдали средство от комаров, и мы сразу распрыскали весь баллон, а после Зюзя и Аристарх, соседи по комнате, закупорив окно, курили, «травя гадов». Я, костеря Чехию, получал никотин на годы вперёд. Но вскоре свыкся и остальные дни спал нормально, пока в ночь перед отъездом старшие парни, согласно традиции, не измазали моё лицо зубной ментоловой пастой и не принялись тушить об меня «бычки».

Тогда я сбежал: выпрыгнул из окна (зачинался рассвет) и пробрался на летнюю площадку, где остывали угли прощального костра. Подкинул бумаги, хвороста, крашеных, едко дымящих досок, раздул пламя и сидел так до завтрака.

Днём нас вывозили из кампуса осматривать достопримечательности других городов. Я запомнил только Пражский Град: мощённые булыжником улочки и огромный серый костёл, поразивший меня тем, что внутри, оказывается, можно было сидеть. Хотя когда нас погрузили в автобусы, чтобы везти обратно в Киев, я вспоминал не костёл, а крепкое пиво «Радегаст», им упивался до комариной бесчувственности Зюзя, и блондинку Петру, с которой я и Аристарх познакомились у телефонной будки возле автозаправки, куда мы ходили, чтобы купить мороженое и позвонить родителям.

Петра была с подружкой, и Аристарх, старше меня на три года, по-английски спросил её, где поблизости есть бар. Я вставил фразу. Петра рассмеялась. Мы поболтали ещё немного, и на прощание она мило, так казалось, помахала ручкой.

Три дня я бродил под впечатлением, а после наконец решился спросить у Аристарха, что он думает о блондинке. Он изрёк несколько нижепоясных фраз и тем самым, похоже, мой выбор одобрил. Так я уверовал в love at first sting по-чешски окончательно.

Оставшееся в кампусе время я спускался к автозаправке, покупал мороженое и возле телефонной будки ждал Петру, но она так и не появилась.

И вот я познакомился с ещё одной чешкой.

– Кстати, меня зовут Вадим.

Блондинка улыбается:

– Петра.

– Что? – обомлеваю я.

– Петра. Моё имя Петра.

– Петра, тебя зовут Петра?!

– Да, а тебя Вадим? – блондинка не перестаёт улыбаться.

Как же назывался тот городок? Или кампус? Но что спросить? Ты ходила к телефонным будкам возле автозаправки?

– Мне очень нравится Чехия! – Надо выиграть время, не отпускать.

У меня должны быть заготовки на случай знакомства с девушками. Где-то они были. Они должны быть. Да что там! Ко встрече с Петрой я должен был готовиться всю жизнь.

– А как тебе Киев?

– Энергия, – она говорит медленно, подбирая слова, – демократия, Украина. Страшне impressive.

– Даже так?

– Янукович. Не понимаю.

Ещё чуть-чуть реверсивной хроники событий – «привет, мы будем счастливы теперь и навсегда»[13], – и я пойду валить оставшиеся в Украине памятники.

– Но вообще я не то чтобы за Евромайдан. – Надо быть честным.

«Your own personal Jesus» – телефон оживает мелодией звонка. И я внутренне поджимаюсь, ожидая услышать Валеру или Вениамина Степановича, но на экране высвечивается: «Игорь Каратаев».

– Извини, я на пять минут. – Оставлять Петру жаль, но друг важнее. Отхожу в сторону. – Игорь, здорово! Тебе, блин, не дозвониться!

– Да так, – голос его фальшив и сух, – занят был.

– Всё время? – не обращаю внимания на равнодушие. – Я тебя набирал, набирал! Я в Киеве! Хорошо бы встретиться!

– Честно сказать, я сегодня немного занят.

– Как занят?

– Вечером важная встреча. С друзьями-коллегами.

– А завтра?

– Тоже работа.

Возможно, меня зовут не Вадим Межуев. Я не живу в Севастополе и не приехал в Киев. Возможно, сейчас не 2013 год.

– Но я же приехал… мы не виделись… столько…

Наверное, это уничижение. Даже не слова, а взгляд, умоляющий, жалкий.

– Честно сказать, – он шумно дышит, похоже, что курит, я тоже распаковываю пачку красного «Бонда», – после твоих постов и комментов у меня нет особого желания видеться.