Читать книгу "Бомарше - Рене де Кастр"

«Я не напишу такого признания», — твердо заявил Клавихо.

«Охотно верю, поскольку, вероятно, и я на вашем месте не сделал бы этого», — насмешливо ответил Бомарше. И добавил, что он до тех пор не оставит Клавихо в покое, пока не получит от него этого письменного признания, а в подтверждение того, что он не шутит, позвонил лакею и приказал принести себе завтрак, заявив, что остается жить в этом доме. Пока Бомарше наслаждался прекрасным горячим шоколадом, какой умеют готовить только в Мадриде, Клавихо нервно мерил шагами свою комнату и искал выход из создавшегося положения: спустя довольно продолжительное время он появился перед Бомарше со следующим предложением: он признает свою вину, признает правоту гостя, но хочет примирения с Лизеттой, и это примирение должно стать прелюдией к их свадьбе, которая уже столько раз откладывалась. Тем же тоном, каким он объявлял приговор суда в Лувре, Бомарше ответил:

«Поздно. Моя сестра больше не любит вас. Напишите ваше признание, это все, что мне от вас нужно».

После мучительных колебаний Клавихо наконец сдался и написал, видимо, под диктовку своего гостя:

«Я, нижеподписавшийся Жозеф Клавихо, хранитель королевского архива, признаю, что, после того как меня радушно принимали в доме г-жи Гильбер, я обманул мадемуазель Карон, ее сестру, неоднократно обещая жениться на ней и не выполнив этого, хотя она не совершила никакого проступка или ошибки, которые могли бы послужить предлогом или оправданием того, что я изменил своему слову. Напротив, эта девица, к которой я питаю глубокое уважение, всегда вела себя добродетельно и безупречно. Я признаю, что своим поведением, легкомысленными речами и тем, как они могли быть истолкованы, публично оскорбил эту добродетельную девицу, у которой я без всякого принуждения и по своей собственной воле прошу в этом письме прощения, хотя считаю себя совершенно недостойным получить его. Обещаю дать ей любое удовлетворение, какое она только пожелает, если сочтет оное недостаточным».

Клавихо очень рисковал, подписывая подобный документ, поскольку из него следовало, что Лизетта была оклеветана, что, впрочем, соответствовало действительности, так как неверный жених, чтобы мотивировать свой отказ жениться на ней, распустил слух о безнравственном поведении своей невесты. Располагая этим документом, можно было не просто устроить скандал, но и обратиться в суд с требованием возмещения морального ущерба. Не исключено, что именно таковы и были намерения Бомарше, которыми он поделился с маркизом д’Оссоном, послом Людовика XV в Мадриде, но дипломат посоветовал Бомарше быть крайне осмотрительным в этом деле, поскольку, по его словам, Клавихо имел влиятельных покровителей. Задав Пьеру Огюстену несколько уточняющих вопросов, маркиз предложил ему решить дело полюбовно: к чему позорить Клавихо, если существует возможность примирения жениха и невесты, которое Бомарше мог с легкостью организовать. Трудно было не согласиться со столь разумными доводами. Мысль о примирении не давала покоя и Клавихо: пока Бомарше общался с послом в Аранхуэсе, он пришел в дом г-жи Гильбер и в присутствии свидетелей бросился к ногам сестер. Но Лизетта ничего не захотела слушать и заперлась в своей комнате, то ли от избытка скромности, то ли от избытка хитрости.

После этого визита, явившегося первым шагом к примирению, Клавихо, желая расположить к себе Бомарше, стал видеться с ним каждый день, приглашая его то туда, то сюда и уверяя в том, что очень рассчитывает на его посредничество в переговорах с Лизеттой. 25 мая Клавихо неожиданно съехал от дона Португеса под предлогом, что тот не одобрял его женитьбу, поэтому он не считал себя больше вправе оставаться под его крышей и перебрался в квартал Инвалидов. Подобная щепетильность растрогала Бомарше, а длинное письмо, полученное им от Клавихо 26 мая, в котором он уверял, что теперь действительно готов жениться на Лизетте, подкупило его еще больше. Когда Бомарше прочел это письмо сестре, та разрыдалась. Поцеловав ее, он произнес:

«Дитя мое, ты все еще любишь его и стыдишься этого, не так ли? Я вижу это. Но полно, все это нисколько не мешает тебе оставаться все той же добродетельной и замечательной девушкой, а поскольку обида твоя почти иссякла, позволь слезам прощения окончательно загасить ее».

И добавил, что французский посол советует им завершить это дело полюбовно. Клавихо, поставленный в известность о последних событиях в доме г-жи Гильбер, немедленно явился туда: в присутствии многих достойных людей он сделал Лизетте предложение и попросил ее подписать составленный им документ, представлявший собой их взаимное обязательство вступить в брак. За официальной частью последовал восхитительный вечер семейного примирения, на котором не хватало лишь несчастного Дюрана, чьи надежды на брак с Лизеттой были так легко разрушены. Около полуночи, когда спала жара, Бомарше отправился в Аранхуэс к г-ну д’Оссону с известием о восстановлении мира между женихом и невестой; он попросил французского посла представить его премьер-министру Испании маркизу Гримальди, которому кратко изложил историю своей сестры. Гримальди дал разрешение на ее брак с Клавихо и согласился принять Бомарше в один из последующих дней для обсуждения деловых предложений Пари-Дюверне.

Казалось, хитроумному Пьеру Огюстену удалось всего за неделю уладить все проблемы, во всяком случае он поспешил уведомить об этом отца восторженным письмом, на которое папаша Карон ответил следующее:

«Париж, 5 июня 1764 года.

Сколь сладостно, мой дорогой Бомарше, быть счастливым отцом сына, поступки коего так славно венчают конец моего жизненного пути! Мне уже ясно, что честь моей дорогой Лизетты спасена энергичными действиями, предпринятыми вами в ее защиту. О, друг мой, какой прекрасный свадебный подарок ей сия декларация Клавихо!..»

Увы! Радость их оказалась преждевременной, а история, которую они считали успешно завершенной, пошла по новому кругу.

Следствием примирения Лизетты с Клавихо, естественно, стала отставка Дюрана, и Бомарше задумал женить его на другой своей сестре — Тонтон, нимало не заботясь о том, что это может вызвать неудовольствие давно влюбленного в нее Жано де Мирона. Дюран согласился на замену невесты и вообще довольно легко смирился с воссоединением Лизетты и Клавихо.

Пьер Огюстен ехал из Аранхуэса в Мадрид, строя по пути хитроумные планы, а тем временем Клавихо писал ему письмо, которое тот получил по возвращении: хранитель архивов жаловался в нем, что какой-то клеветник выпустил пасквиль с целью очернить его имя, поэтому он считает целесообразным на некоторое время исчезнуть.

Несмотря на возникшее затруднение, Бомарше явился к Клавихо для обсуждения с ним приготовлений к свадьбе; чтобы ускорить их, он выдал жениху девять тысяч ливров и поручил передать Лизетте двадцать пять золотых монет, а также кружева и драгоценности, которые он ей привез в подарок, но счел, что ей будет гораздо приятнее получить все это от жениха, нежели от брата. Клавихо на все соглашался, не переставая рассыпаться в благодарностях. Но его поведение оказалось сплошным притворством: когда ему принесли на подпись брачный контракт, он заявил, что утром принял лекарство, а по испанским законам подпись лица, находящегося под действием лекарств, не имеет юридической силы. Бомарше немедленно потребовал к себе нотариуса, и тут вдруг выяснилось, что тому известны обстоятельства, препятствующие вступлению Клавихо в брак с Лизеттой: дело в том, что девять лет назад он соблазнил некую горничную, пообещав на ней жениться, и вот теперь эта женщина требует от него выполнения обязательств.