Читать книгу "Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно - Сергей Пономаренко"

– Сходи, сходи, – с усмешкой сказала Соня. – У меня много вопросов было, так святой отец предложил ответить на них вечером у меня дома.

– Ну а ты? – заинтересовалась Анжела.

– Дала адрес. Вечером он пришел, водку с собой принес, на многие вопросы ответил, особенно о рае и аде изгалялся. Когда он под юбку ко мне полез, назвала таксу. Он обиделся и ушел. Но он сам не все знает: рай и ад находятся здесь, на земле, присутствуют в нашей жизни. Он прав в том, что куда попасть, в рай или ад, зависит только от нас. Я уже столько натерпелась в аду, пора менять обстановку. А реинкарнация – возрождение после смерти – существует. Бывает, сон какой приснится, словно кусочек жизни, так поневоле задумаешься: это не из прошлой ли жизни воспоминания?

– Чудная ты, Сонька! Такое выдумаешь… – и Анжела развела руками, показывая масштабы фантазии подруги. – Давай еще выпьем! Я пойду принесу, – и она направилась к стойке бара.

Галя, слушавшая их разговор, допила сок из фужера, скептически усмехнулась.

– Чего улыбаешься, подруга? Может, я что-то не то сказала? – Соня впилась взглядом в незнакомую черноволосую девчонку, сидевшую за их столиком. – У тебя все хорошо, ладно, и ты знаешь, что с тобой будет через пять минут, через месяц, через год, да? И о тебе маменька с папенькой заботятся, нос утрут, штанишки постирают? А вот спорим, ты не знаешь, что с тобой будет через пять минут?

Галя молча вышла из-за стола, намереваясь уйти из кафе, но естественные позывы заставили ее зайти в туалет. Анжела вернулась к столу с новой порцией спиртного.

– Ты посиди, а я сейчас вернусь – надо с одной чистюлей разобраться! – сказала ей Соня и направилась в туалет.

– Вот дура, на пять копеек выпила, а шуму может наделать на целый рубль! – Анжела укоризненно покачала головой, но за подругой не пошла.

Когда Галя открыла дверь, чтобы выйти из туалетной комнаты, на пороге возникла недавняя соседка по столику. Она грубо толкнула Галю в грудь и закрыла за собой дверь на защелку.

– Пять минут прошло, подруга! – зло сказала Соня. – Я здесь – твоя судьба! – Все дни после случая на Лысой горе она ощущала, как в ней накапливается отрицательная энергия, и искала ей выход. И вот он нашелся – выместить злость на чистенькой пай-девочке. По-умному – не оставив следов на лице этой лошары, чтобы менты не смогли раздуть уголовное дело.

Галя не чувствовала страха перед подвыпившей девчонкой. Что-что, а за себя она постоять сможет!

На Соню уставились два немигающих черных глаза, в которых та прочла: «Смерть!» – и ей стало страшно. Этот жуткий взгляд был ей знаком – она его видела в одном из приснившихся ночных кошмаров.

– Извини, подруга! Чуть подвыпила, вот и повело! – неожиданно для себя пошла на попятный Соня и шагнула в сторону, давая девчонке пройти. – Меня зовут Соня, а тебя как? – спросила она ее в спину.

– Мы с тобой еще встретимся. Тогда и узнаешь, – не оборачиваясь, ответила Галя.

«Что это было: грозное предупреждение или предсказание?» – так и не поняла Соня, но решила больше не связываться с этой странной девушкой.

11

Автобус с телом Ольги сильно задержался, и Галя в ожидании замерзла на городском кладбище в Боярке. До последней минуты, пока тело Ольги не внесли в траурный зал, Галя волновалась, у нее было предчувствие, что должно что-то произойти! Но не могла же Ольга ожить! Это Галя понимала разумом, но ожидала подвоха от Ольги и после ее смерти.

Гроб находился на постаменте из черного гранита. Ольга лежала в гробу как живая, во всем блеске своей красоты. Бледное лицо освежали легкий искусственный румянец и горящие алые губы. Лишь зелень глаз пряталась за плотно сжатыми веками. Серый костюм красиво подчеркивал ее фигуру.

«Да, я умерла, и в этом ты меня победила. Но ты никогда не станешь такой, как я, особенно внешне!» – красноречиво говорил ее вид. Неожиданно Гале вспомнилась Маня, ее последние слова перед смертью, предрекавшие ей судьбу деревенской старой девы. Перед глазами мелькнуло видение: презрительное лицо Мани, выплескивающей на нее яд и желчь, облеченные в словесную форму, затем ее лицо стало морщиться от удивления, испуга, физической боли, затем застыло маской, лишь кровь пульсировала из раны в животе. Вспомнила и свое состояние: смертельная обида, гнев, холодная рукоятка кинжала, неожиданно легко проникнувшего в человеческую плоть, испуг, ужас, невыполнимое желание вернуть все назад.

«Маня, ты не права. Права пословица: не родись красивой, а родись счастливой, а я еще и умная!»

– Смотри, как Иван Степанович старается, – услышала она рядом разговор вполголоса, – как будто самого дорогого человека хоронит. А ведь Ольга была женой его заклятого соперника.

– Галя, неужели это ты? – услышала она, обернулась и с удивлением увидела бабу Марусю из села Ольшанка.

Рядом с ней заметила еще нескольких односельчан. Галина сдержанно поздоровалась с ними.

– Галя, ты теперь совсем городская стала! – сказала баба Маруся, оценив внешний вид девушки. – Вот только незадача! Мы узнали, что с Олечкой приключилось, – она вытерла платочком слезящиеся глаза, – и приехали забрать ее тело, чтобы похоронить на родине, в Ольшанке, рядом с Ульяной, а этот плешивый, – она указала пальцем на Ивана Степановича, который как раз произносил прощальную речь, – не дает. Говорит, что здесь ей место. Нельзя ее здесь хоронить, да и время уже позднее, – она с досадой махнула рукой. – Пошли, Галочка, еще разик попросим его.

Галя послушно поплелась за бабой Марусей. Иван Степанович после речи обмахивался шапкой, словно веером.

– Что, соколик, притомился? Может, одумался и отдашь тело Олечки, чтобы захоронить на ее родине, в Ольшанке? – ласково спросила баба Маруся.

– Гражданка, не несите ересь! – Маленький человек покраснел от возмущения. – Институт взял на себя организацию похорон гражданки Костюк и сделает это. А вы здесь не мельтешите. Приехали прощаться – значит прощайтесь! Меня больше дурацкими вопросами не отвлекайте! – И он отвернулся.

Баба Маруся огорченно вздохнула. В это время рыжий поп начал отпевать покойную. Баба Маруся достала из кошелки несколько свечек, перетянутых шпагатом.

– Галя, возьми себе свечку. Никого из родных Олечки здесь нет, так хоть мы ее помянем. Жаль, певчих с собой не взяла! Пойду раздам свечки нашим односельчанам, для Олечки мы здесь самые близкие, – и исчезла в толпе.

– Иван Степанович, возьмите свечку и прочитайте про себя «Отче наш»! – услышал Варава голос рядом с собой и с удивлением уставился на худощавую темноволосую девушку, протягивающую ему горящую свечу. Что-то в ней было необычное, скорее всего, большие черные глаза, словно рентгеном просвечивающие, при этом ничего не выражая.

– Зачем это?

Девушка приблизила свое лицо к нему и прошептала:

– Вы ведь любили ее и были любимы! Я это знаю точно, как и то, что той ночью в Ольшанке она была не одна, а вместе с вами. Но об этом известно только мне!