Читать книгу "Петр Окаянный. Палач на троне - Андрей Буровский"

Поздним потомком Юрия был Федор Алексеевич Козловский, погибший в 23 года под Чесмой: прыгнул первым на борт вражеского флагмана, увлекая за собой матросов и солдат, сцепился на саблях сразу с тремя или четырьмя турками, и они зарубили князя ятаганами.

От него остался томик стихов… Специалисты, глядя на эти стихи, утверждают вполне всерьез — под Чесмой погиб второй Пушкин, создатель русского литературного языка…

Ему и тогда говорили, — не лезь в драку, не ровен час, а твоя судьба — литература. Но Федор Алексеевич считал своим долгом искупать преступление предка и бросаться в бой первым…

Петр Борисович Козловский, родной племянник Федора Алексеевича, в армии не служил, потому что одна нога была короче другой. Был он дипломатом и во время наполеоновских войн служил резидентом Российской империи в Королевстве Неаполитанском. Служил вместе с Александром Захаровичем Чернышевым, знаменитым разведчиком того времени, русским резидентом. Что помогал Чернышеву — не очень трудно догадаться.

А еще был он другом Вяземского и Пушкина. С Вяземским, дальним потомком Юлиании, возможно, хотел сдружиться еще и для искупления того давнего семейного греха. И был этот талантливый человек основатель русской научно-популярной литературы. В пушкинском «Современнике» именно Петр Борисович писал про паровозы, пароходы, двигатели… В общем, развивал ту линию словесности, которую при советской власти «держал» журнал «Техника — молодежи».

Но это все — про Козловских, о которых известно — почему установилась традиция не возводить их в генеральские чины. И которые, на их счастье, дожили до времен, когда генеральские чины и не очень нужны для счастья в жизни.

А почему таким же образом не делали генералами Нарышкиных — это великая тайна, которую, кроме самих Нарышкиных, знали, наверное, несколько… ну может быть, несколько десятков человек. Есть, в конце концов, вещи, которые не записываются, а передаются устно, из поколения в поколение. В. О. Ключевский прав — ни при каком цензурном уставе не опубликуют клички членов Всепьянейшего собора. Но всякий историк тем не менее знает эти клички! Потому что наряду с передачей информации через тексты работает и другая традиция: устная. Может быть, существовала и традиция передачи тем, кому ведать надлежит: почему нельзя производить Нарышкиных в генеральские чины?!

Фактом является то, что ни один из Нарышкиных не ушел со службы в генеральских чинах. Даже тот из них, кто гвардейцем охранял Зимний при Елизавете… И он

ушел в отставку в чине подполковника. Все знали Нарышкиных, славились они как весельчаки, балагуры и невоздержанные в питии и в женщинах… Но можно подумать, они одни были такие! А ни один из Нарышкиных, пока не прервался их род, не поднялся по службе выше подполковника, и выглядит это как негласный запрет давать им высокие чины. Аналогия только одна — в таком же точно положении находился род князей Козловских.

Историки прошлого весьма сдержанны в описании этой «страшной тайны Нарышкиных», и догадываться о причинах упорного придерживания их по службе приходится самому. Есть версия, ходившая устно среди ученых уже XX столетия… По этой версии, сразу после взятия ко двору Натальи Кирилловны Нарышкиной весь многолюдный, включавший десятки человек, клан Нарышкиных так жадно кинулся к должностям, почестям и кормлениям и так мало проявлял в то же время хороших служебных и человеческих качеств, что разворовывание ими казны и сделалось этим «секретом Нарышкиных».

Скажу сразу — Нарышкины и правда вошли в историю как ворюги совершенно несказанные и к тому же люди, низкие по своим душевным качествам. И Всепьянейший собор собирался в доме Нарышкиных. И характеризовали их в диапазоне от «дурак, но безвредный и добрый» (это про Льва Кирилловича) и до «муж стар, пьян и глуп» — о Матвее Нарышкине, троюродном брате Льва. И стал Иван Кириллович Нарышкин, младший родной брат Натальи Кирилловны, в возрасте 22 лет боярином, да еще вел себя особенно непотребно — вечно бывал пьян с раннего утра, заносчив и злобен.

Возможно, это поведение особенно гневило современников и в силу худородности Нарышкиных: по воспоминаниям Патрика Гордона (тоже страшнейшего пьяницы), Кирилл Полуэктович Нарышкин был не только «смоленский капитан», но в прошлом и «стрелецкий голова из Тарусы» — то есть происходил из служилых людей по прибору, а не «по отечеству». Не знатный, а служилый дворянин.

Но достаточно ли этого, чтобы помнить грязные делишки и через сто лет, — не уверен. Можно подумать, другие были так уж и намного лучше!

Не стану гадать — была ли и в истории рода Нарышкиных такая же мрачная тайна, как у Козловских. Но вот есть сведения, хотя и глухие, об их склонности к близкородственным связям… Православная церковь считала родственников до 7 колена слишком близкими для браков, но Нарышкины, по слухам, несколько раз обходили эти церковные строгости.

А ведь среди всех прочих любовников Наталье Кирилловне приписывали еще и двоюродного брата, Петра Фомича Нарышкина! И был такой слух, что на самом-то деле отцом Петра Фомича был не Фома Полуэктович Нарышкин, а его родной брат и папа Натальи, Кирилл Полуэктович Нарышкин. Тогда получается, Петр I — сын сводных брата и сестры, а вот Романовых нет в нем и единой капли крови.

Приписывали Наталье и родного брата Федора… Это последнее совершенно невероятно, потому что Федору было 8 лет, когда родился Петр… Но именно его-то Петр и поднимал на дыбу, требовал сознаться, кто его отец! Видимо, предполагал — если Федор и не его настоящий отец, то знать фактического отца он должен… Может быть, как раз потому, что Федор оставался единственным из этого поколения, сохранявшим хоть какую-то память? Ведь оба сына Фомы Полуэктовича, и Петр, и Кондрат, погибли в 1682 году — 15 мая их буквально разорвали стрельцы…

Не буду настаивать на верности всех этих слухов — теперь их невозможно проверить, и единственный способ установить истину — это слетать на «машине времени» в XVII век и сделать всем участникам событий анализ на ДНК… Но ведь предположение, что Петр был фактическим сыном родного брата своей матери, много что объясняет. И его невероятное сходство с Нарышкиными, при полном отсутствии черт Романовых. И его… скажем обтекаемо — его странности.

Итак, возникают еще две версии.

1. Петр — плод и жертва кровнородственного смешения, незаконных отношений брата и сестры.

2. Петр — жертва наследственного отягощения, мрачной тайны, которая была в роду Нарышкиных — примерно такая же, как в роду у Козловских…

Вот эта «тайна», порочные наклонности предка, и всплыли у Петра…

Может быть, утомленный всеми ужасами этой главы, читатель невольно подумает: а может быть, все это не очень-то и страшно? Ну подумаешь, не очень вменяемый царь! Ну не царский, а черт-те чей сын! Не цепляйтесь к личной жизни, в том числе царской; тоже мне, моралисты нашлись…

Иной читатель даже скажет: может, личные качества Петра — это и к лучшему? Может быть, как раз хорошо, что пришел к власти царь — маньяк преобразований? Может, по-другому и было нельзя, а нужно было исключительно так: насилием, кнутом, жестокостью! Пусть разорил, пусть напугал, а зато вон сколько сделал!