Читать книгу "Зелье сатаны - Наталья Александрова"

– Алевтина Андреевна, как всякая художественная натура, не обладает чувством времени! – вступился за хозяйку «эксперт». – Конечно, вы – совсем другое дело, ведь вы бизнесмен, деловой человек, у вас каждая минута на счету…

– Ну да ладно уж, – смягчился «деловой человек», – показывайте!

Долговязый «эксперт» устремился вперед по коридору, как охотничья собака по свежему следу. На полпути он вдруг замер и уставился на невысокий дубовый шкафчик, скромно приткнувшийся к стене.

– Э, позднее барокко, если не ошибаюсь! – пропел он с придыханием. – Очень, очень интересный образец! Думаю, что это Бавария или вообще Южная Германия…

Старыгин и Алевтина переглянулись: «позднее барокко» тридцатых годов прошлого века изготовили на мебельной фабрике лужского леспромхоза, о чем свидетельствовал сохранившийся ярлычок на задней стенке. Однако они не стали разубеждать «эксперта», чтобы не уронить его достоинство перед клиентами.

– А че, симпатичная штучка! – оживился «новый русский», взглянув на шкафчик. – Хочешь, Алиночка, купим для твоей гардеробной? Там как раз не хватает чего-нибудь этакого! Типа позднего барокко!

И он с гордостью огляделся, довольный тем, как ловко повторил умный термин.

– Это не продается, – поспешно проговорила Алевтина. – Это семейная реликвия, память о моей прапрапрабабушке!

Разумеется, она с удовольствием продала бы копеечный шкафчик за большие деньги, но при этом хозяин непременно заметил бы штамп лужского леспромхоза, и дело могло кончиться скандалом.

– Ну ладно, раз не продается… – мгновенно успокоился «новый русский» и последовал дальше за своим экспертом.

Вся компания вошла в просторную светлую комнату, где Алевтина обустроила свою мастерскую. По стенам были развешаны ее незамысловатые работы – пейзажи с прудами и березками, цветущие яблони, букеты васильков в глиняных вазах и прочие деревенские радости.

– Хочу представить вам своего знакомого, – вспомнила Алевтина про Старыгина. – Это голландский бизнесмен Яан ван Хоофен. Он тоже коллекционирует живопись и приехал, чтобы приобрести несколько моих работ…

– Голландец? – переспросил «новый русский». – По-нашему совсем не говорит?

– Ни слова! – утешила его Алевтина.

– А как же ты с ним общаешься?

– А он по-английски немножко может.

– Йес! – подтвердил Старыгин с идиотской улыбкой. – Ай кэн спик инглиш!

– Ну, тогда конечно! – обрадовался «новый русский». – Мир – дружба!

– Мне вон та картиночка нравится! – подала голос длинноногая блондинка. – Вон та, где радуга!

– Замечательный выбор! – тут же проявился «эксперт». – Алина Васильевна проявила замечательный вкус!

– Картина называется «После дождя», – сообщила Алевтина. – Это одна из моих последних работ. Но дело в том, что господин ван Хоофен хотел приобрести именно эту картину…

При этом она незаметно пнула Старыгина.

– О, йес! – оживился Дмитрий Алексеевич. – Афте зэ рэйн! Вери бьютифул! Ай вонт…

– Что значит «вонт»?! – возмутился «новый русский». – Алиночка тоже вонт! А я для своей Алиночки ничего не жалею!

– Но господин ван Хоофен хотел повесить эту картину в кают-компании своей океанской яхты…

– Мало ли что он хотел! – «Новый русский» набычился, его шея побагровела. – У нас – свободная страна! Кто больше заплатит, тот и купит! Вот он сколько за нее дает?

– Фифти саусенд долларс! – выпалил Старыгин, прежде чем Алевтина успела ему что-то шепнуть.

Алевтина громко сглотнула и изумленно уставилась на своего приятеля: названная им цифра показалась ей несуразной.

– Пятьдесят штук баксов? – уважительно переспросил «новый русский».

– Наверное, господин ван Хоофен хотел сказать не фифти, а фифтин – пятнадцать… – пролепетал «эксперт».

– Ноу фифтин – фифти! – решительно возразил ему Старыгин, несмотря на то, что Алевтина пыталась подмигиваниями, гримасами и прочими знаками заставить его сбавить цену.

– Фифти так фифти! – махнул рукой «новый русский». – А я скажу – шестьдесят! Сиксти! Мне для своей Алиночки ничего не жалко!

– О! – Старыгин схватился за голову. – Итс вери экспенсив! Вери экспенсив!

– Ага! – «Новый русский» удовлетворенно потер руки. – Экспенсив, говорит! Дорого ему, значит! А мне вот не дорого, я для своей Алиночки ничего не пожалею! Знай наших! Жмот! Сыр голландский!

– Зачем вы так, Константин Иванович! – вежливо укорил его «эксперт». – Нехорошо, иностранец все-таки! Еще обидится…

– Да не дрейфь! – отмахнулся Константин. – Он же ни хрена по-нашему не сечет! А если бы и понял – мне его обиды по барабану! Подумаешь – невелика птица! Селедка голландская! Ладно, хозяйка, заворачивай картинку, я покупаю! – И он, расстегнув толстый кожаный портфель, принялся выкладывать оттуда толстые пачки долларов.

Алевтина, потрясенная бурным ходом торгов и в особенности их результатом, бросилась за упаковочной бумагой и принялась заворачивать картину. Потом она достала из буфета бутылку виски и предложила отметить удачную сделку. Но тут длинноногая спутница Константина взглянула на свои часики, усыпанные крупными бриллиантами, и капризно поджала губки:

– Костик, но ты же еще обещал сводить меня к ювелиру! Я там приглядела такое колечко… закачаешься! А на полвосьмого я записана к Вениамину…

– К какому еще Вениамину? – грозно нахмурился Константин.

– Ну, ты же знаешь, Костик! Это самый знаменитый парикмахер, голубой! Я же к нему за два месяца записывалась! Он же такой модный, все девушки просто с ума сходят…

– Ну, если голубой, тогда ладно! – успокоился Константин и развел руками, повернувшись к Алевтине:

– Извини, хозяйка, некогда – дела! В другой раз с тобой выпьем, а сейчас вот с ним выпей, – он показал толстым пальцем на Старыгина, – и сыром голландским закуси! – И он оглушительно расхохотался, очарованный собственным остроумием.

Через несколько минут двери закрылись за гостями, и Старыгин остался наедине с Алевтиной.

– Димочка! – воскликнула та, бросаясь ему на шею. – Дай я тебя расцелую! Это же надо, какие деньги! Я даже не представляла, что он может столько заплатить! Димочка, я для тебя что хочешь сделаю!

Алевтина от слов перешла к делу. Она запечатлела на левой щеке Старыгина пламенный поцелуй, потом еще один – на правой и, кажется, собиралась продолжить в том же духе…

Старыгин осторожно отодвинул Алевтину и сдержанно проговорил:

– Извини, дорогая, я к тебе, конечно, очень хорошо отношусь, но у меня сегодня несколько другие планы…

К счастью, Алевтина отличалась замечательным характером. Она нисколько не обиделась, вытерла помаду со щеки Старыгина и проговорила озабоченно: