Читать книгу "СССР-2010 - Александр Афанасьев"

– Этого не может быть, Михаил Ефимович.

– Почему?

– Это клоун. Я его знаю с двенадцати лет. Он никогда не сможет работать на разведку… слишком несерьезен.

– Именно такие и работают в МОССАДе. Клоуны. Они всегда выглядят несерьезными.

– Гельман… – я фыркнул, – Гельман… он в Германию уехал.

– Он уезжал по линии НАТИВы[45]. Теперь мы можем предполагать, что он и его родители имели какие-то контакты с МОССАДом еще в период пребывания в СССР.

Я пожал плечами. Мой одноклассник – еврейский агент. Анекдот какой-то.

– Ты знаешь, что его отец был специалистом по системам наведения?

– Как же его выпустили? В страну НАТО.

– Вот так и выпустили. За восемьдесят тысяч, твою мать[46]. А ты думаешь, откуда в Израиле такая индустрия?

Это так. До девяностых Израиль представлял из себя еще одну арабскую страну, со своей спецификой. Как только стали приезжать советские евреи – все с высшим образованием, опытом работы в НИИ, в промышленности, кто-то с кандидатскими, с докторскими степенями – все сильно изменилось. Теперь Израиль стал одним из мировых технологических лидеров. Именно израильские беспилотники, начиненные взрывчаткой, врезались в наши аванпосты в Афганистане. Научили, твою мать[47]…

– И что теперь делать?

– Ничего пока. Это забота израильской линии, там у вас на город аж четыре дармоеда сидят, пусть хоть немного поработают. Правильно, кстати, едешь, на завод нам надо.

– А что там?

– Там? – удивленно переспросил Янкель. – Там Эймс. Олдридж Эймс.

Ижевск, СССР. «Ижмаш», пятая проходная. 15 июля 2010 года

«Ижмаш» занимает огромную территорию, она начинается на набережной Ижевского пруда и идет вглубь, ограничиваясь с одной стороны плотиной и рекой Иж, с другой – территорией другого завода, «Ижсталь», с третьей – так называемым МСК-14, новым административным зданием мотоциклетного производства, которое сейчас производило, кроме мотоциклов, еще квадроциклы и снегоходы[48]. За МСК-14, на берегу, находится то, что раньше было еще одной железнодорожной станцией, там был и вокзал – Увинский, железной дороги Ижевск – Балезино. Теперь это просто пути…

Весь «Ижмаш» – а старый завод (есть еще новый, это автозавод и металлургический на другом конце города) называется «основная площадка» – пронизан железнодорожными путями, железнодорожные ветки подходят и к мотоциклетному производству (производство 300), и к оружейному (производство 100). Та ветка, которая идет к оружейному, – сквозная, а не тупиковая, она идет дальше, на пути «Ижстали» и старой грузовой станции. Ветка проходит прямо за так называемой «пятой проходной» – она же «угольные ворота», когда-то тут разгружали уголь и были склады. Иногда рабочие вынуждены останавливаться, чтобы пропустить поезд. Через эту ветку по ночам вывозят продукцию «сотки» – ящики с автоматами, пулеметами, снайперскими винтовками и прочим добром. Союз большой, союзников еще больше, оружие надо всем, оно начинает свой путь именно здесь, в месте, где все дышит славной историей уральских мастеровых. Я тут бываю почти постоянно, оставляю машину на площадке перед проходной и иду в новый корпус оружейки, где расположены в том числе и КБ[49].

К площадке, представлявшей собой маленькую площадь, ведет целая городская улица, глубоко вклинивающаяся в территорию завода и названная в честь его основателя – проезд Дерябина. К проезду ведет улочка, после ФЗУ рушащаяся резко вниз и с поворотом выходящая на заводскую плотину. Ехать быстро здесь просто опасно, но я проехал на пределе допустимого, километрах на семидесяти. Янкель, сидевший на пассажирском месте, ничего не сказал. Мне вообще показалось, что он тут уже был.

Дальнейший путь был мне до боли знаком, хотя я в основном преодолевал его пешком, а не на машине. У самой заводской территории дорога двоится: направо – на набережную, и дальше можно уходить либо на МСК-14, либо по новой дороге влететь на эстакаду, ведущую через парк на Як-Бодьинское шоссе. Прямо – это в глубь завода. Я выбрал «прямо», нырнул под трубу – и мы поехали узкой, запруженной транспортом дорогой, мимо старых, еще сталинских времен кованых заборов и старых, желтых корпусов…

Места на площадке, конечно же, не было, но я решил, что раз везу полковника КГБ, то могу и пренебречь правилами парковки. Тем более, мою «Тойоту» хорошо знают…

Я остановился. Янкель отпустил стекло до предела, чиркнул спичкой, закурил…

– Так… – сказал он, – правило номер один: глупых вопросов не задавать.

Я пожал плечами.

– Так я их всю жизнь не задавал. А глупых… простите, Михаил Ефимович, это каких?

Янкель курил, неспешно наблюдая за происходящим, за суетой, за «КамАЗами», проходящими в ворота под взором охраны, за рабочими. Он называл это «выдержать ситуацию». Не суетись, остановись и присмотрись – где, что, как. Заставь своего противника нервничать и думать, что он раскрыт. Мне повезло, что я учился у Янкеля ремеслу в Кабуле. Ремеслу разведчика. Вообще-то я не должен был, задача наша была «обеспечивать» добывающих офицеров, но попробуй, отправь кого-то в тот же Госхоз имени двадцатой годовщины Апрельской революции, расположенный совсем недалеко от трассы Пешавар-Кабул в районе границы? Там и пятерки-то отродясь не было – а вот духи ходили. До двенадцати тут была советская власть, обеспечивающая лепешками и керосином, а после обеда – духовская. Вот и крутись, крестьянин, как хочешь. Но там были наши агенты, и мы обеспечивали и контакты, и закладки снимали, и чего только ни делали. И в любой момент нас могла ждать очередь из-за угла или взрыв…

Вот Янкель и учил нас, спецов, агентурной работе. Потому что по-другому не получалось…

– Например, зачем вы убежали из США. Каково чувствовать себя предателем. Или просто делать вид, что ты считаешь его предателем.