Читать книгу "Стратегия Византийской империи - Эдвард Николае Люттвак"

Различие между Изником и Кадыкёем состоит в том, что всех епископов, собравшихся в последнем, можно было быстро переправить отсюда в безопасное место, за столичные стены, причём даже на простых гребных лодках. Видимо, память о том, как гунны прошли незамеченными до самого Каллиполя (Гелиболу), была ещё свежа.

Ещё показательнее то, что уже в следующем, 452 г. Аттила снарядил свой третий поход, уже в третьем, на сей раз юго-западном направлении, намереваясь вторгнуться в Италию в том месте, где сейчас стоит Триест, на северной оконечности Адриатики. Здесь Юлийские Альпы понижаются до простых холмов, идущих до самого моря, и не препятствуют лошадям. Отсюда он двинулся на запад, в глубь Италии. Первой его целью была Аквилея, весьма значительный город, где находились императорский дворец и монетный двор. Авсоний поместил его девятым в своём стихотворном перечне знаменитых городов империи (Ordo urbium nobilium), восхваляя его «самый знаменитый порт». Всё это богатство было надёжно защищено внушительными стенами, которые в прошлом не раз выдерживали серьёзные атаки. Аммиан Марцеллин, знаток осадного дела, описывает его так: «Город значительный по своему положению и средствам, окружённый крепкими стенами». Он отмечает также, что его герою, императору Юлиану Отступнику (361–363 гг.), «приходилось и читать и слышать, что город Аквилея, хотя и подвергался несколько раз осаде, никогда, однако, не был ни взят силой, ни сдан»[92]. Тем не менее войска Юлиана, сражавшиеся против Констанция II (337–361 гг.) во время гражданской войны, осаждали эти внушительные укрепления, применяя самую современную по тем временам технику, но безуспешно. Столетием ранее Максимин Фракиец (235–238 гг.) во время своего похода на Рим приложил все силы для того, чтобы взять этот город с помощью своих боеспособных и изобретательных войск из Паннонии:

…Находясь вне выстрела и распределяясь по отрядам и подразделениям вокруг всей стены, как каждым в отдельности было приказано, они [т. е. римские воины]… приступили затем к осаде. Они начали подвозить различные осадные машины и, всеми силами штурмуя стены, не пренебрегали ни одним способом осады. Хотя происходили многочисленные и почти ежедневные атаки и всё войско как будто сетями опутывало город, аквилейцы, изо всех сил и храбро дерясь, сопротивлялись, обороняя стены, заперев храмы и дома, и всем народом, вместе с детьми и жёнами, бились сверху, с укреплений и башен, и не было возраста, который оказался бы бесполезным для участия в битве за родину[93].

Город так и не пал, и в конце концов разочаровавшиеся в успехе воины убили самого Максимина вместо храбрецов-аквилейцев.

Осадное дело едва ли было сильной стороной гуннов Аттилы, однако они оказались на высоте задачи: «Построив осадные машины и применяя всякого рода метательные орудия, они немедля врываются в город, грабят, делят добычу, разоряют всё с такой жестокостью, что, как кажется, не оставляют от города никаких следов»[94]. Это не было бессмысленным разрушением: цель его состояла в том, чтобы заставить всех остальных расстаться с мыслью о сопротивлении. Услышав о том, что случилось с Аквилеей, и зная, какие мощные там были укрепления, власти всех городов на всём пути Аттилы, от Медиолана (ныне Милан) до Тицина (Павия), предпочитали открывать ворота без сопротивления.

На просторной равнине, разделённой надвое рекой По и образующей центральную часть северной Италии, изредка случался голод, но в том, что касается движимого имущества, она всегда была одним из богатейших мест на планете – если, конечно, она не была недавно разорена завоевателями. А они не вступали на равнину с 408 г., когда Аларих пересёк её на своём пути к Риму. Аттила, должно быть, взял огромную добычу, ведь один город выкупал себе неприкосновенность или оказывался полностью разграблен. Тогда, как рассказывают, папа Лев прибыл из Рима на переговоры с Аттилой вместе с бывшим префектом Тригецием и очень богатым бывшим консулом Геннадием Авиеном[95]. Надо полагать, что эта троица не забыла прихватить с собой золота, причём в немалых количествах: хотя бы уже потому, что им предстояло выкупить многочисленных пленников.

Эти действия – явно не пустая трата сил, как их изображают современные историки, даже лучший из них: «Поход Аттилы был хуже любой неудачи… военная добыча, возможно, была и значительна, но она досталась слишком дорогой ценой: слишком много гуннских всадников полегло в городах и на полях Италии. А через год царство Аттилы прекратило своё существование»[96].

Правда, сам Аттила умер в своей постели в следующем, 453 г., предположительно выпив лишнего на собственном свадебном пиру, рядом с новой, красивой и молодой женой. Эта сальная сказочка может оказаться и правдой: зачем же ещё быть завоевателем? Правда и то, что его сыновья, перессорившись, бесповоротно разрушили его империю. Но повествование об упадке и гибели представляет собою чистой воды детерминизм, и с фактической стороны оно сомнительно: добыча была «значительной»? Слишком много всадников-гуннов полегло? Это ничем не засвидетельствовано. Зато есть веское свидетельство противоположного: возвратившись из Италии, Аттила потребовал возвращения всей ежегодной дани с Константинополя.

Аттила… послал послов к Маркиану, императору Восточной империи, заявляя о намерении ограбить провинции, потому что ему вовсе не платят дани, обещанной покойным императором Феодосием [II], и ведут себя с ним обычно менее обходительно, чем с его врагами.

Это опять Иордан, который повторяет утраченный фрагмент сочинения Приска, но мы знаем продолжение оригинала:

Аттила требовал [от Маркиана] определённой Феодосием дани; в противном случае он угрожал войною. Римляне ответствовали, что пошлют к нему посланников. Отправлен был в Скифию Аполлоний… получив звание полководца, [он] отправлен был к Аттиле посланником. Он переправился через Истр, но не был допущен к Аттиле. Царь скифский гневался на него за то, что он не привёз к нему дани, которая, как уверял он, была ему назначена от особ важнейших и царского сана достойнейших. И так он, не принимая посланников, оказывал тем небрежение и к пославшему. Итак, он возвратился без успеха[97].