Читать книгу "Мои непутёвые путевые заметки - Ева Черная"

Вот ей-ей, не ее. Хоть и очень хочется.

Упускать такой подарок судьбы Мама все же не стала и весь вечер уговаривала дедо-бабо-мамо-папино семейство на «оставить собачку».

Маме про «не ее» не поверили, но…

Приблуду, оккупировавшего чужую собачью будку, не выгнали.

Так у Мамы появился Барсик.

Барсик был чистопородный двортерьер.

Уж неизвестно с кем его нагуляла соседская овчарка, но…

Он от этого ничего не потерял – вымахал с доброго теленка.

Гонял как сумасшедший и так басисто гавкал, что слышала вся округа.

Гости во двор стали заходить с опаской, что очень возмущало Барсика и просто-таки умиляло Дружка (особенно при встрече почтальонши).

Папильон, как более опытный, старший товарищ, чувствовал себя – заслуженно, между прочим пусть и не по крови, но по воспитанию, – отцом семейства, воспитавшего ого-го какого сына.

Чего Барсик никогда не признавал – поводок и ошейник.

Ошейники любых мастей снимались за раз легким движением лапы и – Мама до сих пор не может понять как? – непонятной трансформацией ушей для лучшего соскальзывания с шеи-морды.

Сбруя, которую Мамин папа одно время пытался цеплять на Барсика от шеи до самых подмышек, перегрызалась в момент, и остатки кожаных ремней и металлической фурнитуры этой «уздечки» неизменно валялись на земле немым укором собачьему свободолюбию.

В общем, все, что признавали эти двое мохнатых, – свобода.

Когда Дружку хотелось развеяться и прогуляться рядом с забором по местным лесным угодьям, тот становился в ожидающую позу рядом с въездными воротами.

Барсик, стараясь угодить «отцу», начинал рыть траншею (по-другому это не назовешь).

А дальше, как и каждый воспитанный «сын», выползал из готового тоннеля обратно, отступал в сторону и ждал.

В такие моменты наступал звездный час Дружка – тот ме-е-едленно, с большим достоинством, даже не опуская головы, проходил по этому рву под воротами, останавливался по ту сторону и…

Смотрел с отцовским снисхождением, как «сынуля», извиваясь червяком, пытался пролезть через приготовленную им самим яму.

Каждый раз Мамин папа, въезжая во двор и попадая колесом в «новинку землекопа», материл всех.

И Дружка за плохое влияние на подрастающее поколение.

И Барсика за такое проявление «сыновьей любови».

И Маму за то, что принесла этого «хомяка-малюпуточку» с медвежьими лапами.

И свою мягкотелость за то, что пожалел дочь и щенка и не выгнал его в морозы умирать с голоду и холоду.

Потом успокаивался, брал лопату и шел «класть асфальт» – в смысле засыпать очередное землекопное собачье произведение щебнем.

Из ментовского-воинственного

В восьмидесятые года прошлого века (после этой фразы Мама почувствовала себя почти-что-древностью-глубокой) было объявлено в стране две войны:

Битва с алкоголизьмом посредством введения сухого закона;

И битва с наркоманством через уничтожение маковых посадок.

Первая привела к развитию и усовершенствования самогоноварения, потому что основную массу населения совершенно не привлекали рекламные статьи в советских газетах об очередной свадьбе у самовара.

Хотя кто знает, может, в этом самом самоваре и было нечто иное вместо чая.

В общем, домашнее производство многих заставило вспомнить химию и физику.

Из магазинов пропал сахар и потому резко начал продаваться исключительно в ограниченных количествах.

Что сподвигло народ вовсе не прекращать свое производство спиртосодержащего напитка, а совершенствоваться еще больше, включая фантазию, вводя новые ингредиенты и…

Скупая карамельки типа «барбарис» и магазинный шербет.

Собственно, то, что продавалось в магазине, трудно было назвать шербетом, зато сахара там было столько, что вполне подходило для производственных целей Маминого папы.

Больше всего в те моменты Маме нравилось выковыривать по папиному заданию из «шербета» изюм, который вполне заслуженно потом Мамой же и съедался.

А дальше Мамин папа священнодействовал.

Подготовительные работы начинались с… занавешивания кухонного окна одеялом.

Причем делалось это так качественно, чтобы даже при локальном кухонном урагане одеяло оставалось на месте.

Потом торжественно вносилась специальная сколько-то-там-…дцати-литровая кастрюля.

Разводились дрожжи, сахар (карамельки/ шербет) и теплая вода в нужных пропорциях.

Что-то там проверялось-перепроверялось, и залепливались все возможные стыки между кастрюлей и специально переделанной крышкой, с приваренной к дырке трубкой, простым пресным тестом – лучшим герметиком всех времен и народов…

И оставляли драгоценную кастрюльку дозревать.

В положенный срок подготовка повторялась – окна задраивали, кастрюлю (уже полную) снова вносили и…

Водружали ее на плиту, приспосабливали змеевик, регулировали температуру; ставили трехлитровую банку.

Туда – специально для этого сберегаемую леечку.

Прокладывали в леечку, добытыми по блату из химлаборатории, специальные и лелеемые одноразовые фильтры…

В общем, подходили к вопросу с вполне себе научным подходом, руководствуясь в полной мере своим инженерным образованием и со школы сохраненными познаниями в химии.

Обычно самогонное священнодействие устраивалось исключительно перед большими праздниками типа Нового года или дня рождения, когда с трудом добытые две бутылки «Столичной» вряд ли могли обеспечить нужное настроение для всего огромного количества родственников, традиционно собиравшееся на «отметить».

Так и получалось, что перед празднованиями, поздно вечером, дабы избежать встречи с неожиданными гостями, но не сильно поздно, чтобы не давать повода заглянуть «на огонек» участковому, Мамин папа принимался за работу.

Местный участковый не сказать, чтобы был такой уж плохой, но… жутко вредный.

Прекрасно понимая, что варят самогон все, он тем не менее никак не мог хотя бы одного заловить для отчетности – физика и химия, а также природная народная смекалка были тому помеха.

Поэтому иногда опускался до запрещенных приемов.

Слух о том, что он воспользовался запрещенным приемом и предложил соседскому мальчику подержать в руках настоящий (!) пистолет в обмен на «показать папин самогонный аппарат», облетел всю округу в момент.

Местное население, шокированное подлостью поступка – использование детей в этой сухозаконной войне считалось ударом ниже пояса, – еще более рьяно начало конспирироваться.