Читать книгу "Двуликая особа - Маргарита Южина"

– Ну что ж, здесь вам будет лучше, – деловито оглядел Женька новое место жительства.

– Жень, ты зачем целую кучу провианта притащил? – Даша смотрела на него тепло, по-матерински. Под этим взглядом он смущался и не умел чувствовать себя солидным, уверенным мужиком. Он и сейчас не мог смотреть на нее прямо и открыто и смущался еще больше.

– Женечка, ты же знаешь, я не сижу без денег, – она говорила мягко, стараясь не ранить этого большого, доброго ребенка.

– Это я Кирюшке, давно не видел его… А деньги ты на квартиру копишь… ну раньше на квартиру копила, или передумала уже?

– Да нет, конечно. Но только голодом мы тоже не маемся. Ты же вон и мяса, и масла принес. Какие же это подарки, это гуманитарная помощь.

– Не гуманитарная, а дружеская. А вообще, говори, что хочешь, назад все равно не поволоку. – Он прошел на кухню и уже веселее добавил: – А ты, между прочим, могла бы мне ответную помощь оказать. Дружескую.

Даша удивленно вскинула брови.

– Чего удивляешься? Взяла бы и накормила меня своим борщом. Ты же его классно варишь.

– Ах, так это взятка была! – Даша, смеясь, ставила на плиту наваристый ароматный борщ.

– Это бартер.

Вот дура-то! Надо бы и самой догадаться. Кто его теперь борщами-то кормит. Вон худой какой стал, и неудивительно – всех родных потерять, с ума сойдешь. Она тоже своих потеряла. Но ее-то живы и очень даже здоровы, только дочь для них умерла, когда внук родился. Вернее, когда узнали, что родится. Даша для них позором стала, гулящей девкой. Да не была она гулящей! Девятый закончила, когда мать с отцом отправили ее в Италию по туристической путевке. Это была сказочная страна. А может, она показалась такой, потому что рядом был он. Ему двадцать два, весел, красив, как бог, умен. По нему сходили с ума все женщины, которые оказывались рядом, чего уж говорить о молоденькой девчонке, которая и не целовалась еще ни разу. Одноклассницы уже имели опыт и посолиднее, но Даша не стремилась пройти огонь, воду и медные трубы, она ведь не любила никого, а без этого… Здесь же было все по-другому. Он сам выбрал ее! И Даша впервые почувствовала, что значит любить и быть любимой. Он приносил ей какие-то немыслимые цветы, дарил необыкновенные подарки и пел… Пел он волшебно. И была ночь. Какими словами можно передать эту вершину счастья, эту волну, которая обрушилась, не давая дышать. Это было безумие! Дальнейшее – банально и низко. Осенью мать насторожил внешний вид дочери, ее частое недомогание, а уж когда девчонку стало выворачивать через каждые полчаса, был срочно найден гинеколог, который и сообщил о скором прибавлении. Тут же «потаскухе» было предложено либо идти на операцию, либо вышвыриваться из дома. Самое обидное, что мать, не дожидаясь решения дочери, стала немедленно собирать ее вещи в большую клетчатую сумку, а затем, молчком, выставила за дверь и Дашу. Предательство вспоминать всегда больно, это даже время не лечит. Выжила тогда Даша и не сунулась головой в петлю благодаря классной руководительнице Нине Семеновне. Приютила, поддерживала, как могла, а после и бабульку знакомую уговорила комнату Даше сдать. Жалко, уехала учительница, муж у нее военный. Вот так и закончились Дашины сказки.

– Даш! Тебе что, борща жалко, чего ты понурая? Или не вовремя я? – напомнил о себе гость.

– Да это я о своем, – Даша, взглянув на парня, посветлела. – Ты ешь. Я правда, Женька, очень тебе рада.

Почему спустя три года не Женька пробудил в ней желание жить по-новому, снова кому-то нравиться, снова любить? Не Женька.

Брутич лежал на диване, бездумно нажимая на кнопки пульта. Вернее, он думал, но не о том, о чем вещала с экрана кукольная дикторша. Он опасался, как бы в поле зрения Аришки не попал какой-нибудь крутой боевичок. Не ровен час девчушка опять Александре проболтается. Все-таки права Александра Михайловна – незачем ребенку голову всякой чернухой забивать, пусть нормально живет в своем детском радостном мире.

– Папа, не балусся с тюрювизосом, – назидательно прошепелявило чадо.

«Папа» печально усмехнулся.

Своего отца он не знал. Они жили вдвоем с матерью в маленькой тесной квартире. Был где-то еще старший брат – Глеб, но он давно укатил в большие города искать лучшей доли, а домой посылал лишь нечастые открытки. Потом стали приходить и деньги, однако сам Глеб не приезжал. Братья встретились только на похоронах матери. Лева не мог поверить, что этот красивый мужик, увешанный золотыми цепями, его близкий родственник. Где-то даже забрезжила надежда, что Глеб возьмет его с собой в Санкт-Петербург и тогда начнется настоящая красивая жизнь. Ну не век же горбатиться на этом крошечном кирпичном заводике, который того и гляди загнется! Но Глеб распорядился иначе.

Ночью, после похорон, лежа на стареньком диване, он проговорил:

– Хорош тебе, братишка, на государство пахать, пора и о себе подумать, не маленький уже, двадцать стукнуло. Займись своим делом, денег я дам.

– А сам чем занимаешься? – спросил Лев.

– Сам-то? Нет, братишка, свою профессию я по наследству не передаю. Здесь династии не нужны, мое занятие тебе счастья не принесет и мне – лишнее горе.

– А на хрена тебе такая профессия, которая с горем связана?

Глеб минуту помолчал, потом быстро и уверенно заговорил:

– Ты вот что, когда дело свое открывать начнешь, около умных людей крутись, приглядывайся, присмотрись, что к чему, сильно не зарывайся, учись связи налаживать. И еще, не конфликтуй с законом – враз все потерять можешь.

А утром, проснувшись, на аккуратно убранном диване Лев увидел пакет. В пакете были деньги и записка: «Дерзай! Если с головой ладишь – поднимешься. Удачи!»

Больше Лев брата не видел. Даже о смерти Глеба спустя много лет он узнал со страниц газет. К тому времени Лев Павлович Брутич уже имел «Кратер» и неплохую охранную службу, некоторые сотрудники которой до недавнего времени служили в доблестной милиции. Они и предоставили Брутичу более подробную информацию о жизни, деятельности и безвременной гибели старшего брата. Глеб давно крутился в криминальных структурах и, видимо, крепко кому-то насолил, потому как в один далеко не прекрасный вечер в дом Глеба Брутича ворвались люди в масках и перестреляли всех, кто там находился, – самого Глеба Павловича, его жену, красавицу Аллу, дочку Алису четырех лет и даже горничную Катю. Осталась только маленькая Ариша, девочка четырех месяцев от роду, во время бойни ее просто не оказалось дома, няня с младенцем гуляла в сквере. Затем девочка изчезла.

– Найдите девочку, – велел Брутич.

И ее нашли. Нашли в какой-то дремучей деревушке, у дальней родственницы перепуганной няньки. Лев ездил сам за племянницей и вернулся уже с дочерью. Он так решил – Ариша теперь будет его дочерью. Девочке нанял подвижную старушку – Анну Никитичну, которая заменила и ему, и Аришке мать – варила, убирала да за домом приглядывала. Где-то, правда, поселилось неуютное ощущение, что легко простил смерть брата, невестки и ребенка невинного. Он, может, и не простил бы, да только знал: случись с ним что – и останется эта маленькая девчушка и вовсе ничьей, да и то если останется. Племянницу он на свое имя записал, так разговоров меньше, а уж большая вырастет, сама решит, как ее величать лучше – Львовна или Глебовна. Вот так и стал он отцом этой пичуги.