Читать книгу "Венера Челлини - Наталья Солнцева"

Аглая Петровна вертела в руках кофейную чашечку, и делала она это неуловимо изящно, любуясь собой и зная, что она хороша и что другие тоже любуются всем, что бы она ни делала. Незнакомый мужчина за соседним столиком не мог отвести от нее глаз.

Ева, скрывая нетерпение, спросила:

– А этот человек… пользовался тростью или…

– Да-да, конечно, пользовался, иначе как бы я обратила на нее внимание? Он рассказал, что у него еще в детстве была сломана нога, и периодически там в суставе что-то обостряется… воспаляется… и он вынужден пользоваться палкой. То есть тростью! Тогда я и обратила внимание на эту пуму из слоновой кости. Чудо, какие вещи бывают! Я так залюбовалась ею, что едва не забыла, зачем пришла! У него была громкая история, скандал, связанный с убийством одной журналистки… И он еще спросил меня, не опасаюсь ли я за свою жизнь. Пошутил!

– Что за история?

– Ну… – Соломирская неопределенно махнула рукой. История с убийством ее коллеги интересовала ее гораздо меньше, чем антикварная трость. – Я точно не помню… По-моему, она написала статью о взятках, которые он якобы брал. А он возмутился, обиделся: захотел восстановить свое честное имя! Встретился с ней, поговорил. Потом, на следующий день, ее нашли зверски убитой. Подозрение падало на него, но доказательств не было, так же, как и в случае со взятками.

– А… как фамилия этого человека? – робко спросила Ева.

– Фамилия? – Аглая Петровна настолько увлеклась какими-то своими мыслями, что не сразу поняла, о чем речь. – Чья фамилия?

– Ну, этого… финансиста.

– Ах да! Какая я рассеянная, право… У него на стене висел изумительный пейзаж Куинджи, – она закрыла свои жгучие, подернутые влагой глаза, мечтательно задумалась. – Такая прелесть! Ой, простите… что вы спросили?

– Как фамилия этого человека?

– Да… фамилия. Сейчас! – Соломирская полезла в свою сумочку, порылась там и вытащила визитную карточку. – Наумов… Иван Николаевич Наумов! Я же помнила! Мне все время хотелось еще раз сходить к нему в гости, полюбоваться Куинджи…

Ева записала телефон и адрес Наумова. Аглая Петровна не спросила, зачем. Она все еще была под впечатлением пейзажа…

Пора было прощаться. Ева допила кофе и посмотрела на Соломирскую. Какая же она красивая! Тонкое, нервное лицо, яркие губы, мягкие завитки волос у висков…

– Ева! – неожиданно сказала Аглая Петровна. – А где вы были в тот день, когда… убили Матвеева? Я имею в виду – на даче, в Мамонтовке, или…

Ева растерялась. Вопрос застал ее врасплох. Действительно, а где она была?

– Дома… в Москве.

– Целый день?

Ева кивнула.

– Олег ушел на работу, а я погладила белье, потом… готовила обед, но Олег почему-то в тот день не пришел. Я пообедала одна. Потом… проверяла и исправляла переводы с испанского. Потом мы ездили в магазин. А вечером… смотрела телевизор. Ничего особенного! Олег задержался, пришел уже около одиннадцати. У него работа такая…

– Олег – это кто?

– Это мой муж.

Аглая Петровна задумчиво посмотрела в окно, потом на Еву.

– Кто-нибудь может подтвердить, что вы в тот вечер все время были дома?

– Нет… – ответила Ева. И подумала: «Почему она меня об этом спрашивает?»

Аглая Петровна поняла: во-первых, у Евы далеко не праздный интерес к Денису Аркадьевичу, а во-вторых – у нее нет алиби.

Глава 9

Славка брился в ванной, стоя босиком и что-то насвистывая. Половина лица у него еще была в пене для бритья, когда зазвонил телефон. Пришлось идти на кухню, и хорошо, потому что чайник уже вскипел и залил газ. Чертыхаясь и проклиная все на свете, Смирнов одной рукой пытался выключить плиту, а другой взять телефонную трубку.

– Всеслав, – торжественно представился он, узнав по голосу бывшего шефа.

– Рад познакомиться, – пошутил Громов. – Как дела? Есть что-то новое?

– Почти ничего. Так, наблюдал… Похоже, в доме что-то ищут, но найти не могут. Видел милицию и ребят из госбезопасности.

– Ты не ошибаешься?

– Вроде нет. Я узнал одного.

– Что это у тебя все – «вроде», «почти»?!

Славка пожал плечами, хотя Громов не мог его видеть, и промолчал.

– Что молчишь?

– Да я вернулся вчера поздно, не выспался.

– Ладно, – примирительно произнес Игорь Анатольевич. – Если будут новости, сообщи!

– Ага.

Славка продолжил бритье, размышляя о женщине, которую он видел на заброшенной даче. Женщина ему понравилась, «запала в душу», как говорится. Интересно, что она там делала? Почему пряталась? Он дождался, когда она пойдет обратно, и отправился следом. Вокруг быстро темнело. Дорога вилась между сосен, елей и старых лип, разбитые фонари не горели. Женщина, по-видимому, шла к электричке.

«Наверное, поедет в Москву, – решил Смирнов. – Во всяком случае, с этой платформы отправляются поезда на Москву».

Он прислонился спиной к бетонному столбу пешеходного моста, встав таким образом, чтобы видеть женщину, оставаясь незамеченным. Впрочем, она и не смотрела по сторонам – стояла, понурившись, думая о чем-то своем.

Подошел поезд. Славка в последний момент вскочил в тот же вагон, что и незнакомка. Ничего не замечая, она села у окна. Славка занял место сзади, борясь со сном. Электричка неслась к Москве, грохоча на стыках, освещая горящими окнами черный лес, мелькающие дома, заросли орешника и акации по бокам насыпи.

На Ярославском вокзале было шумно и многолюдно, несмотря на позднее время. Славка едва не потерял из виду женщину, которая прямо с платформы спустилась в метро. Он снова сел в тот же вагон, что и она, издалека наблюдая за незнакомкой, которая то и дело вздыхала и вытирала ладонью залитые слезами глаза.

«О чем она плачет?» – думал Всеслав Смирнов, разведенный мужчина лет тридцати пяти, оказывающий непростые и дорогостоящие услуги состоятельным людям.

Впрочем, не только. Довольно часто он помогал своим друзьям или знакомым, попавшим в трудную, неразрешимую ситуацию, просто так, бесплатно. Он считал, что зло не должно оставаться безнаказанным, и, по возможности, старался восстановить справедливость. Правда, богатый опыт привел его к выводу, что люди сами так или иначе провоцируют свои неприятности, и Славка стал относиться к жизни с изрядной долей скепсиса и гораздо хладнокровнее воспринимать происходящее.

Он смотрел на плачущую женщину и невольно закипал от негодования на того, кто заставил ее плакать. Смирнов не выносил женских слез. Наверное, это шло из детства, когда его мама плакала длинными зимними ночами – то ли от одиночества, то ли от бессилия перед жизненными трудностями… На праздники мама никогда не уходила из дому, отмечая их вместе с сыном, за обильно накрытым столом. Выпивая рюмку водки, она почему-то расстраивалась, и праздничный обед проходил невесело.