Читать книгу "Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре"

Маша втягивает носом воздух, ей даже кажется, что она чувствует запах: пахнет прибитой поливальной машиной мокрой пылью, горькими, едва распустившимися тополиными почками, свежим ветром с Невы. Надпись на доме: «При запахе газа звоните 04». Только что высаженные тонкие деревца тянутся к чахоточно-нежному солнцу в Парке Победы – они будут хорошо расти. Маша помнит Любочкины рассказы: в этом месте в блокаду стоял кирпичный завод-крематорий, почва удобрена прахом, но об этом забудут еще лет на пятьдесят, тсс… Пусть приходят сюда пионеры на майские субботники, девочки – обметать метлами дорожки, мальчики – вскапывать газоны. И на Аллее Героев – пусть цветут розы, красные и желтые.

А на набережной Красного Флота (Английской) пришвартован атомный ледокол, а на Дворцовой стоят с удочками. А в кинотеатре «Колизей» дают «Войну и мир». И так хочется попасть туда, в ту коммуналку на Гривцова, хоть на один вечер, притаиться в коридоре и смотреть, как вернется с работы Пирогов. Тщательно вытрет ботинки, снимет пальто, шляпу, промокнет платком вспотевший лоб и чисто выбритую голову, огладит рыжеватые усы перед зеркалом в коридоре. Ощупает в кармане мясной «презент» для семьи, быстро оглянется. Начнет насвистывать «Легко на сердце от песни веселой» и скроется за дверью своей комнаты. Затем – быстрый перестук каблучков Лали Звиадовны: легкий светлый плащ клеш, шлейф французских духов, тонкий шелк чулок на изящной щиколотке – королева, закройщица элитного ателье «Смерть мужьям», вершительница самых сладких грез замученных бытом советских женщин. В дверях ее встречает – в халате поверх белой сорочки и домашних брюк – муж: красавец, тенор, сейчас как раз распевается: «Куда, куда, вы удалились». Ему скоро уже на спектакль. Тамара сидит за столом, отгороженным от кровати тяжелым буфетом, делает вид, что решает алгебру, склонившись утяжеленной косами головкой над учебником, а на самом деле – пишет дневник. Да, надо спросить ее – записывает себе в блокнот погруженная в несвойственные ей мечтания Маша, – не вела ли? Тихо, почти неслышно открывается дверь – это вернулся с дежурства в больнице Коняев, доброжелательный доктор. Да… С Коняевым, как выяснил в архиве Игорь, были вопросы.

– Начнем с самого интересного – с его брака с Верой Семеновной, – произнес с горящими глазами Игорь вчера на квартире. Он «взял след». – Знаете, какая у нее девичья фамилия?

Маша и Ксюша одновременно покачали головами.

– Коняева! – торжествующе воскликнул Игорь, подсунув им бумажку. – И что это значит?

– Что у них одинаковые фамилии? – Ксения после ухода поклонника еще не полностью пришла в себя.

– Что он взял фамилию жены. – Маша отдала бумагу обратно. – Что не так с его собственной фамилией?

– Его фамилия была Кауфман.

– Еврейская? – нахмурилась Ксюша.

– Хуже. Немецкая. Хуже в ту эпоху, предвоенную, когда Андрей Геннадьевич женился на Вере Семеновне.

– Хочешь сказать, – усмехнулась Маша, – он женился на ней ради фамилии?

– Ха! – самодовольно хмыкнул Игорь. – Могло быть и так. Вполне себе банальная история. Вспомни тех же Бенидзе – садовников, пригревших на своей груди девушку из рода Амилахвари! Чаще всего фамилию меняли все-таки барышни. Но и обратное тоже случалось. Однако в нашем случае все намного более загадочно, вы следите за руками. Итак. Вера Семеновна вышла замуж и, не захотев превратиться в Кауфман, сохранила девичью фамилию. Оно и понятно. А вот муж ее поначалу так и остался Кауфманом. Более того, у него было другое отчество – Генрихович. Андрей Генрихович Кауфман. И из юношеской гордости отчество он тоже не поменял, а в начале войны попросился добровольцем на фронт. Ну, тут ясно почему – чтобы никто косо не смотрел. Люди же не в курсе, что Кауфманы живут в России ажно с петровского царствования, третий век подряд.

– Подожди, – медленно сказала Маша. – Я запуталась. Получается, что человека, женившегося на Коняевой до войны, и человека, живущего с ней в коммуналке на Грибоедова, объединяет только имя, и то, кхм, весьма распространенное – Андрей?

– Нет. Не только, – Игорь вновь полез в папку за фотокопиями документов. – Еще и лицо на фотографии. Глядите.

Ксюша и Маша уставились на две черно-белые карточки: на первой – молодой мужчина с усами, на второй – обмякшее с возрастом, чисто выбритое лицо, уже знакомое им по любительским снимкам с коммунальных сабантуев. Несомненно, один и тот же, просто постаревший, человек.

– Он? – спросил Игорь.

Маша кивнула. А Игорь усмехнулся и вытащил из рукава явно козырную карту:

– А вот и не он! Потому что Андрея Генриховича убили. И очень быстро. В первые месяцы погибло 345 тысяч. Гитлер, начиная кампанию против СССР, говорил: «Через три недели мы будем в Петербурге». А командование Ленинградского военного округа вообще не предполагало в случае войны появления этого направления. Каково? Одним словом, полная растерянность и неразбериха. И тут, выполняя указания Ставки, Военный совет фронта создает Лужскую оперативную группу из стрелковых дивизий и трех дивизий народного ополчения. Кауфман оказывается в одной из трех дивизий народного ополчения. И дальше его имя фигурирует в списках погибших в боях за Лугу.

– Я ничего не понимаю, – Ксюша беспомощно переглянулась с Машей.

– А в списках врачей, эвакуированных из Ленинграда, его, напротив, не оказалось, – Игорь, приподняв очки, почесал переносицу. – Но списки эвакуационных комиссий неполные. Эвакуировали всего около полутора миллионов человек, часто в спешке, по одной эвакуационной карточке выезжала вся семья, соседи и знакомые. Некоторых до сих пор ищут родственники. Почему я это стал проверять? Да потому, что компьютер по запросу на Коняева выдал мне некий листок – приписку из Саранской городской больницы. Уже на новую фамилию и отчество. По приписке Андрей Генрихович работал в Саранском госпитале с 42-го по 44-й год. Я на всякий случай связался с тамошним городским архивом – к 70-летию Победы мы наконец сподобились сделать общую электронную базу данных, но не все еще успели…

– Игорь, не тяни! – Ксения сидела, ерзая от любопытства.

– Нет, девушки, вы, похоже, даже не понимаете! Мы действительно сейчас можем проверить то, что раньше, в общей бумажной путанице, и проверке-то нормальной не подлежало! Кто бы стал выяснять по архивам разных регионов про этого Генриховича, если, конечно, не задался целью его посадить… А теперь выводи все данные и смотри себе спокойно, что некий человек по фамилии Кауфман и отчеству Генрихович ушел в ополчение в 41-м, погиб в том же году в сентябре, а в 44-м уже восстал из пепла как Коняев и Геннадьевич, вернувшийся из эвакуации врач. И стал жить-поживать и добра наживать со своей женой, учительницей русского языка и литературы.

– Значит, никаких сведений о нем в Саранске? – уточнила Маша.

Игорь покачал головой:

– Никаких, и это за три года.

– То есть справка – липовая?

Игорь кивнул.

– Думаешь, попал на оккупированные территории?