Читать книгу "Северный ветер - Анна Кочубей"

— Оцени, эльф, как здесь все продумано. Это мэтр Эверон старается! Раньше Железная башня походила на отхожее место, а теперь каждая наша пытка — это искусство. Но я отвлекся. Так ты вспомнил Сайруса?

Ханлейт смотрел на свои руки, сложенные на коленях: хватит ли у него силы прикончить Когана? И понимал, что не хватит. Спину защекотали капельки крови, вытекающие из потревоженной раны. Сидеть на решетке было неудобно — железо так и впивалось в голое тело. Каратель опустился на корточки и приподнял голову эльфа за волосы.

— Я должен тебя накормить, любовь моя. Поразвлекаемся еще?

Попытаться стоило. Ханлейт ударил Когана кулаком в шею, увы, не так сильно, как мог бы раньше, но достаточно быстро, чтобы человек не успел увернуться. Этот удар оказался первым и единственным, эльф оказался на решетке в мгновение ока: каратель повалил его навзничь и начал избивать. Окончания побоев Хан не дождался — потерял сознание. Очнулся он на боку, щекой на металле, вдыхая влажный смрад снизу. Руки оказались также прикованы к полу, как и ноги, при желании Ханлейт мог встать на четвереньки, но он не шевелился, просто открыл глаза. Коган был рядом и ждал.

— Ну и мразь же ты. Живучая, подлая мразь. Сайрусу ты распорол брюхо. Знаешь, что я сделаю? Проверю твои кишки на выносливость. Пить хочешь? Будет тебе вода, пей досыта, не захлебнись только!

С этими словами Коган потушил весь свет, кроме одного факела, и вышел, хлопнув дверью. Ханлейт лежал и думал, глядя в пространство перед собой. «Выдержка — одна из самых важных черт Хранителя, а ты ее лишен», — однажды сказал советник Айворт. «А теперь я должен всецело полагаться на качество, которым не обладаю», — думал Хан, — «я не философ и не стоик, я не разбираюсь ни в людях, ни в эльфах, я даже в лошадях ничего не понимаю, по мнению Моргвата. Не надо было нападать, надо было игнорировать! Моран была в казематах Готы и притворилась немой… Я не способен на такое. Она была сильнее меня». Вспомнив потухший амулет, Хан попытался усилием воли заглушить ноющую боль в сердце. Болело все тело, но пленнику казалось, что его беспокоит именно сердце.

Внезапно из недр крепости донесся гул. Каменные стены сотрясла мелкая волна вибрации, как от отдаленного взрыва, решетка начала подрагивать, а снизу дохнуло вонью сильнее, чем обычно. Что-то приближалось: мощная стихия неслась по тоннелю под полом, билась о стенки, вскипала отходами пыточных, выплескивалась наружу через переплеты решеток. Железная башня открыла шлюзы, чтобы воды Ракхайна ее очистили.

«Меня утопит! Я искупаюсь в этой пакости целиком!» Брезгливость оказалась сильнее боли — Хан поспешно встал на колени. Но не прошло и нескольких минут, как его руки и ноги погрузились в омерзительную жижу. Вода, поднявшись чуть выше решетки, успокоилась и неспешно потекла по ее поверхности. Она становилась все чище и прохладнее. Наверное, ее скоро можно будет выпить, если нагнуться и приникнуть губами… Или хотя бы намочить их. «Пить нельзя! Я заболею. Чем только я не могу заболеть!» — подумал Ханлейт и не пил, только болтал в воде ладонями, чтобы отмылись поскорее. Он понимал, насколько грязен сам, но после такого «купания» почувствовал себя еще гаже.

До того, как у Хана от холода окончательно онемели конечности, напор воды уменьшился, а ее уровень опустился ниже решетки. Поток иссяк, и камеру пыток наполнил звук капель, срывающихся с пола в лужи тоннеля. «Как здесь все продумано! Таланты мэтра Эверона нашли свое наилучшее применение!» — с бессильной злостью думал Хан, дрожа всем телом. Вот кого стоит опасаться, а вовсе не Когана!

Каратель появился под утро и привязал Ханлейта в первоначальное положение, но на этот раз пленник стоял на полу не на цыпочках. Коган вышел, а о появлении ария в соседней комнате Хан догадался по порыву морского ветра, снова прогнавшего тухлую сырость подземелья.

— О чем тебе говорит имя «Моргват», эльф? — спросил арий вместо приветствия.

«Начался допрос. Вчера со мной знакомились и показывали возможности. Будь ты проклят, мэтр! Конечно, мне о многом говорит это имя, я же сам притащил его меч! Но я не знаю, о чем сообщил советник Айворт в Аверну, а о чем — умолчал. И что я должен ответить?!» Ханлейт не проронил ни звука.

— Отсюда я прекрасно вижу выражение твоего лица, Кеннир: ты не из тех, кто умеет скрывать свои эмоции. Будет проще, если ты ответишь на очевидные вопросы и не будешь страдать от собственного запрета раскрыть рот. Хочешь обозвать меня как-нибудь? Давай, выскажись. Тебе станет легче.

Провокация Эверону удалась:

— Почему ты не показываешься? Страшно взглянуть мне в глаза?

— Не страшно, просто незачем, — мягкий голос ария не изменился, — а теперь несколько слов об архонте. Слушаю.

— Я его убил, разве не очевидно?

— Как именно?

— Порезал своим оружием.

— И Моргват добровольно отдал тебе свой меч, — сделал арий неожиданный вывод.

— Он не отдавал! — вскричал Ханлейт, напрасно вглядываясь в черную занавеску.

Утвердительная интонация Эверона взбесила Хана при первой же встрече. Вот как арий действует: он сам отвечает на вопрос и смотрит на реакцию пленника — угадал или нет. Сопротивляться такому приему было сложнее, чем молчать под пытками. Арий в два счета удостоверился, что Хан не убивал архонта. Как он догадался?!

— Тебя кормили вчера вечером? — спросил Эверон после долгого молчания, — не веди себя глупо, эльф. Вопрос простой. Так кормили?

— Нет.

— Поили?

— Нет.

— Ты пил тюремную воду, когда открыли шлюзы?

— Нет.

— Ты знаешь иные слова, кроме «нет»?

— Нет!

— Ты хочешь умереть сегодня?

— Да!

— Вы договорились с Моргватом о подлоге сферы заранее?

— Мы не о чем не договаривались!

— О вашей сделке знал советник Айворт?

— Он не знал!

— Так это был другой Хранитель.

Эверон снова констатировал факт, на этот раз несуществующий. Ханлейт почувствовал себя обманутым.

— Никого не было, только я!

— Ты единственный Хранитель ордена, Кеннир?

— Хочешь опять услышать «нет»?

— Ты мне перечислишь имена всех, кто выезжает на задания из Эрендола.

— Я не предатель!

— Ты — предатель. Ты предал свой орден, так иди же до конца, а не застревай на полпути, как трус. Твое упрямство нелепо.

Хан вглядывался в черную ткань, пытаясь разгадать, что за человек за ней скрывается. Эверон ни разу не повысил голос, не вышел из себя. Казалось, арий ведет допрос без определенного плана и ни на чем не настаивает, но он добивался своего — пленник разговаривал.

— Я не назову имен. Тебе не понять, почему.

— Хорошо, — покорно согласился Эверон, — амулет на твоей шее был дорог тебе, как память об архонте. О Моргвате или о другом мужчине? В однополой любви нет ничего зазорного, верно?