Читать книгу "Жена алхимика. Тайна русского Нострадамуса - Полина Голицына"

– Вы еще и печёте! – не удержался Василий.

– Знаете, я ужасно завидую вашему супругу. – Эта фраза вырвалась у него совершенно неосознанно. Василий до сих пор не знал о том, замужем ли София, есть ли у неё кто-нибудь. Но вопрос об этом его всё еще беспокоил.

– Некому завидовать. Я совершенно свободна. – София сказала это легко, не придавая особого значения словам.

– Значит, буду завидовать тому, кому вы свою свободу подарите. – сказал Василий и протянул руку к круассану. Он опустил глаза, не желая показывать Софии и Николь, как его порадовало то, что он узнал.

От них он мог скрыть свои чувства, но вот от себя, а особенно – от Дианы – нет. Под хруст слоёной булочки он продолжил мысленный разговор с ней: «Диана, только не дуйся на меня. Ты, наверное, думаешь, что это флирт, что мне она нравится? Да, она ничего, ты сама это видишь. Но ты самая лучшая, помни об этом и не обращай ни на что внимания. Я ведь должен быть вежливым. Самое главное – знай, что очень скоро я верну тебя, и мы заживём так же, как прежде».

– Ну что, продолжим? – сказала София, когда они расправились с десертом.

– Да, подкрепились мы на славу, теперь можно и поработать. – ответил Василий.

– Николь, ты наведешь тут порядок? – обратилась София к сестре.

Та кивнула, начала убирать со стола, а Василий и София отправились в кабинет.

– Вы и сестру учите хозяйственным делам? – спросил Василий Софию, когда они шли в кабинет.

– Как видите. Вы не думайте, что она еще маленькая, она уже много чего умеет. – ответила София.

«Из неё получится отличная мать», – подумал Василий. Перед его мысленным взором возникло лицо Дианы. Она прищурила один глаз и укоризненно кивала головой, как бы говоря ему: «Да, чуть жена за порог… Что-то ты слишком много думаешь о секретарше». «Диана, я же говорил, в моей жизни есть только ты», – попытался Василий успокоить образ супруги, но без особого успеха.

Тогда он постарался переключиться на работу: «Для тебя же это всё, Диана, как же ты не понимаешь!». Похоже было, что Диана не полностью удовлетворилась этим ответом, но, по крайней мере, перестала смотреть на него так, будто он совершил тяжкое преступление. Её образ потускнел, Василий и София вошли в кабинет и продолжили перевод «Завещания» Фламеля.

Глава 15. Лакей без головы

Принуждение. Красноречие силы.

Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»

Мне всё одно пропадать, взял я ту склянку да одним махом и выпил. Я хотя и на лавке лежал, да вижу, комната поплыла, будто я не глоток сделал, а всю ночь гулял. Чувствую, будто я мертвецки пьян. Барин спрашивает: «Ну что ты, Ванька, говори, какие чувства у тебя?». А я не то что говорить, я и глаз на него не подниму. И тут в сон меня потянуло. Ну, думаю, будь что будет, да и заснул.

Просыпаюсь там же, где был, в кабинете на лавке, видно долго спал, лакея государева уже унесли, да и самому государю, видать, наскучило на меня сонного глядеть. Только барин мой сидит да на меня посматривает и пишет что-то. Увидел, что я глаза-то открыл, да протягивает мне зеркало на ручке, побольше того, каким бабы тешатся. «Посмотри, – говорит, – узнаёшь ты себя?».

Я сил-то ото сна набрался, сел на лавке, зеркало взял, да сразу и не понял, на кого смотрю. Вроде там, в зеркале, совсем мальчишка, только рубаха моя на нём, да глазами двигает так же, как я. Я храбрости набрался: «Барин, не признаю я себя, это зеркало не меня кажет, а совсем другого». А он и говорит: «Ты это и есть, только ты теперь вдвое помолодел».

Я снова к зеркалу. Ну да, похож, собака, на меня, да только понять как такое может быть, моего ума не хватает. Рука левая у меня болела, в прошлом году, зимой, разодрался на сколизи, да под телегу и угодил. А тележное колесо аккурат по руке, ну и попортило, поломало. Рука-то зажила, да только как взять что надо ей, так я про то колесо и вспомню. Зеркало-то мне ловчее было левой рукой у барина принять, я его взял, держу, а рука-то как новая. «Барин, вы мне видать руку подлечили», – говорю ему. А он только посмеивается. Ну рад, значит, ладится у него дело.

Меня барин из комнаты своей не выпускает, говорит, чтобы чужие глаза меня не видели. На следующий день снова государь пожаловал, уже новый лакей при нём. Тут уж я честь по чести, как положено, в ножки ему поклонился. А государю, мне так думается, всё хочется науку барина моего к военному делу приставить.

«Ты мне всё же скажи, – говорит барину государь, – если солдата пулей или саблей убитого твоим составом полить, поднимется он?». А барин – всё одно, что до этого еще наука не дошла. «А ты пробовал?», – не унимается государь. Мой-то отвечает, что нужды нет пробовать, в книгах всё указано. «Есть у тебя те склянки еще, которыми ты этого пользовал?», – на меня государь показывает. «Вот они.», – отвечает барин.

Тогда государь нового лакея подозвал. «У тебя топор есть?», – спрашивает у барина государь. А у того тут всё, что душе угодно есть, он порылся, даёт государю топор. А тот говорит лакею: «Сымай кафтан, да ложись на лавку».

Барин тогда начал: «Ты, государь, не голову ли ему рубить собрался?». «Так и есть, вот и проверим твою науку», – отвечает государь. Тогда барин понял, что тому покою не будет, пока сам не увидит, работает наука или нет, и говорит ему: «Ты подожди, давай его хоть к лавке привяжем, а то ты ему сейчас голову сымешь, а он как курица резаная будет ногами дрыгать, да мне тут всё разорит». Это мне поручили.

Я лакея вяжу, а тот смотрит на меня, вижу – помрёт со страху. Я ему и шепнул: «Ты не бойся, на мне вот чего только не делали, а видишь – живой». Ну да ему-то выбирать не приходится. Снял ему голову государь, а мне на то, как человек жизни лишается, смотреть невозможно было, я глаза и закрыл.

Когда же утихло всё, государь и говорит барину: «Теперь давай голову приставим и поливай его своим зельем». Приставили они голову, тряпкой шею обмотали, чтобы держалась. Мой-то уже не твердит, что наука не дошла, да только вижу, невесел. Ну да перечить-то царю не решится, своя голова ему дороже.

Полил барин лакея того из пузырька, сначала ничего не было, а потом вижу, тот задрожал и вроде как встать пытается. «Вот, Яшка, а ты говорил не возьмёт твоя наука порубленного!», – говорит государь, а сам аж руки от счастья потирает. Знамо дело, если мёртвых солдат таким зельем кропить, то никакой неприятель не страшен.

Барин ему отвечает: «В старых книгах о таком не было, похожее читал, о ядах, а чтобы так – не доводилось мне видеть. Ну значит новые книги напишем. Видно то, что ты, истинный монарх, руку свою приложил, дало силу составу моему. Но радоваться нам пока рано. Пусть он денек тут полежит, тогда либо опять помрёт, либо голова прирастёт и победу отпразднуем». На том они и порешили.

Ушёл государь, обещался завтра быть. А я вроде как оклемался. Тогда мне барин и говорит: «Тебя сейчас никто не узнает, ты платье на новое перемени, я прикажу тебе выдать. А после походи по улицам, по трактирам, да послушай, что обо мне народ судачит».