Читать книгу "Расколотый мир - Татьяна Гармаш-Роффе"

В машине работало отопление. Дети дремали позади него. Хорошо бы на ГИБДД не наткнуться. По правилам, таких маленьких нельзя перевозить без специальных сидений, которых у Ромы не было. Он их пристегнул, правда. На самом деле этого совершенно достаточно. Рома умеет водить машину так, что ему взрослые мужики завидовали! Ничего с детьми не случится. Главное, они затихли. В машине их укачало. После бессонной ночи, которую они всем устроили, немудрено.

На мгновение возникло ощущение уюта – этим розовым морозным утром, в теплом нутре машины с двумя маленькими теплыми гавриками, мирно сопящими на заднем сиденье…

На мгновение возникло желание никому не отдавать их.

На мгновение возникла мысль увезти их подальше – туда, где их никогда не найдут! – и жить с ними втроем.

На мгновение…

Какие глупости лезут в голову.

Он встал на обочине, обернулся, посмотрел на малышей. У Лизы щеки очень красные, почему-то сильнее, чем у Кирюхи… Конечно, это входило в его планы. Он и комбинезоны приготовил дешевые, да еще помял их и потер, попачкал; и питание купил специально такое, от которого – он знал со слов Александры – у них диатез. Но все-таки получилось слишком сильно, очень она плакала и царапала щечки…

Рома подумал немного и снова тронулся. Завидев аптеку, припарковался. Пошел к ней быстрым шагом, чуть не бегом: нельзя детей одних оставлять в машине. Вдруг заплачут, это может привлечь внимание прохожих.

– Что-нибудь от диатеза, пожалуйста.

Аптекарша, симпатичная девчонка, принялась задавать вопросы. Рома перебил:

– Не знаю, меня попросили. Нет, не таблетки, мазь.

Он слышал насчет мази от Александры, но даже если бы и не слышал, то все равно выбрал бы мазь: как, спрашивается, давать восьмимесячным детям таблетки?

Он вернулся в машину. Все в порядке. Он не стал мазать Лизу – пусть спит. Когда проснется, тогда и намажет. Все равно им скоро кушать…

Рома подумал о том, что все баночки, которые он купил, содержали морковь, а на нее – точнее, на все красные овощи и фрукты, равно как и на витамин А, часто добавляемый в питание, – дети реагировали диатезом. Если он будет продолжать им давать эту еду, то никакие мази не помогут…

Он посмотрел на часы. Время до встречи с Ланой еще имелось. И он, не торопясь, поехал по улицам в поисках какого-нибудь магазина, где можно купить детское питание. В конце концов, можно его чередовать: один раз «диатезное», второй – нормальное…

День второй, раннее утро.

В квартире Николая Петровича

Едва за Митей захлопнулась дверь, как Колян покатил в его комнату. Ему хотелось одновременно и спать, и есть, но он боялся потерять время: а ну как Митяй отвезет детишек и тут же вернется? А он страстно желал доказать Васяну, что правота на его стороне и что жилец ведет себя подозрительно!

Н-да, вот не думал Николай Петрович, не гадал, что приютит у себя в квартире голубого. Не любил он этих однополых, противно это природе-матушке!

Митяй, надо признать, парень неплохой. Хоть и нелюдимый какой-то. Словечка не скажет лишнего с инвалидом… Зато вот кресло ему сделал. Но предложил как-то хмуро, отводя глаза, будто стеснялся.

– Я смотрю, вы все колеса руками крутите… – так он начал разговор, помнится. – Хотите, моторчик приделаю?

Инвалид поинтересовался, сколько жилец с него за это возьмет. На что тот ответил еще более хмуро: «Нисколько». С такой мордой, словно миллион заломил и ждет, что его по матери пошлют!

Вот чудной. По разумению Коляна, добрые дела приятно делать. Делаешь и улыбаешься, и на всякие «спасибы» гордо так отвечаешь: «Не за что, не за что!» Раз уж сделал бесплатно, не за деньги, так хоть удовольствие получил. А этот без удовольствия всякого. Даже будто недоволен, что предложил помочь. Стыдно будто ему. Чудной.

Конечно, Николай Петрович предложению обрадовался. Кресло его было старым – Васян раздобыл где-то, – и видно, что до Николая Петровича на этом кресле уже хорошо поездили…

– А где ж ты сделаешь? – полюбопытствовал он.

– У меня знакомый один на заводе работает, я его попрошу. – Митя совсем отвернулся от инвалида.

– Что ж за завод такой? Если там делают инвалидные коляски, так вдруг новую поможет мне справить?

– Нет, там… Я не знаю, что он делает, но он просто сможет моторчик собрать… В общем, вы не волнуйтесь, будет как новая!

Два дня инвалид обходился костылями, а на третий Митя привез кресло. Точно, как новое оказалось! Он его едва узнал. Митя поменял колеса, сиденье покрыл новой кожей и даже пристежной ремень приспособил! Николай Петрович парня от избытка чувств расцеловал и обмыть обновку позвал. Но Митя сухо отказался. Вроде дело доброе сделал, а держится так, будто обидеть хочет. Нелюдимый какой-то парень, странный…

Но, как ни крути, душа у него все-таки добрая. И подругам своим помогает: то с собакой чужой сидел, теперь с детьми чужими…

Между прочим, ни разу не слыхал Николай Петрович, чтобы Митя о друзьях говорил. Все у него подруги, вишь ты… И сам пудрится! Может, потому он такой и хмурый, что хотел бы женщиной родиться и недоволен, что мужчиной получился? А что, красивый ведь парень, и лицо такое… Как и сказать-то, не знаешь… Не то чтоб как у девушки, конечно, но нежное больно для мужика… И с детьми так ловко управился.

Николай Петрович осмотрелся: детские вещи, вызвавшие у него тревожное ощущение, исчезли все до единой. Значит, больше он не собирается бебиситтером работать? А раньше тоже вроде не собирался, – но вещички приготовил! Причем не новые, а какие-то задрипанные, старые. На помойке будто нашел… Но зачем ему? Вот в чем самый интересный вопрос!

Привычным действием, почти ритуальным, он открыл дверцы шкафа на очередную инспекцию. И подивился: шкаф был пуст. А куда ж вещички-то свои жилец подевал? И так их было раз и обчелся, словно командированный приехал перебиться в гостиницу, а теперь и вовсе исчезли… И журналов для баб нет. Пусто!

Подумав, Колян подкатил к письменному столу. Там в ящике пара-тройка книжек, помнится, валялась да листки какие-то.

Бац, и ящики пусты! Это уже совсем ни в какие ворота… Как понимать прикажете? Съезжать собрался? А хозяину ничего не сказал?

Инвалид прокатился по комнате. Чемодан где, где чемодан-то? Неужто вынес втихаря?!

Так обидно стало Николаю Петровичу, словно его предали. Не из-за денег, нет, – Митька все заплатил вперед, но что же он так, втихаря, не по-человечески!

Он хотел было уже Ваське звонить, как вдруг увидел чемодан за диваном, будто спрятанный. Инвалид его вытащил, положил на диван. Съездил в свою комнату за инструментом – английской перекрученной булавкой – и в два счета крышку открыл.

Ну, точно, все тут, даже костюм, который в шкафу висел! Журналов только для баб нет. Выбросил, может. Почитал и выбросил. А причиндалы его – пудры всякие – это все на месте, как всегда. И три книжки, история с географией да словарь толковый. И даже листки – те, которые раньше в ящике валялись…