Читать книгу "На пути к краху. Русско-японская война 1904-1905 гг. Военно-политическая история - Олег Айрапетов"

Между тем Россия вовсе не стремилась к войне. Уже 19 апреля(1 мая) на совещании у императора Александра III было принято решение пойти на диалог с Англией по афганскому вопросу{325}. 30 апреля(12 мая) 1885 г. были обсуждены предложения, поступившие из Лондона, в которых предполагался выход, «отвечающий достоинству обеих стран»{326}. С другой стороны, в 1885 году мир нарушить оказалось достаточно сложно. Занятие Кипра в 1878 г. и оккупация Египта в 1882 г. привели к резкому ухудшению не только англо-французских, но и англо-турецких отношений, что не позволяло Лондону надеяться на открытие Черноморских проливов в случае войны с Россией. Свое возможное согласие сделать это Константинополь сразу же увязал с уступками в Египте, что было неприемлемо для Великобритании. Кроме того, все Великие Державы — Германия, Австро-Венгрия, Италия и Франция предупредили турок, что открытие Проливов будет нарушением взятых на себя обязательств. Турция и сама не хотела становиться ареной англо-русского конфликта, начавшегося в Средней Азии{327}.

16 апреля 1885 г. Адмиралтейство рассмотрело вопрос о силовом форсировании Проливов и пришло к выводу о желательности их оккупации значительным десантом и вовлечения Турции в войну, в противном случае операции против России на Черном море не считались возможными. Русский Черноморский флот(2 броненосца, 4 легких крейсера, 4 небольших парохода, 12 минных катеров, 2 транспорта) и укрепления наиважнейших целей возможной атаки — Севастополя и Батума — не считались опасным препятствием{328}. В результате оно ограничилось тем, что поставило Средиземноморской эскадре задачу наблюдения над Дарданеллами. Что касается Балтики, то укрепления Кронштадта и Свеаборга признавались неприступными против прямой атаки, британские эксперты очень высоко оценили проделанную в этих крепостях с 1878 г. работу. По их предположениям, флот мог рассчитывать на успех только в случае бомбардировки или атаки слабо защищенных и не защищенных вовсе коммерческих или частично коммерческих портов, таких как Або, Рига, Ревель (совр. Таллин, Эстония), Выборг, Виндава и Либава (совр. Вентспилс и Лиепая, Латвия){329}.

В этой обстановке столкновение между «китом и слоном», как называла его вслед за Бисмарком европейская пресса, становилось невозможным. Необходимо отдать должное германскому канцлеру — он был против того, чтобы «кит» получил доступ в воды Черного моря{330}. Война не была нужна и России, переговоры возобновились. 29 августа(10 сентября) 1885 г. они завершились подписанием Лондонского протокола, по которому спорный оазис Пенде переходил к России, а Зульфагарский перевал, открывавший дорогу на Герат — к афганцам{331}. 10(22) июля 1887 был подписан Санкт-Петербургский протокол о дальнейшем разграничении русско-афганской границы по Аму-Дарье{332}. Петербург и Лондон убедились в возможности мирного решения подобного рода проблем, что имело значение при последнем русско-афганском разграничении в 1895 г., в результате которого большая часть Памира переходила к России, а к Афганистану — так называемый «Ваханский коридор», который должен был стать буфером между русским Туркестаном и британской Индией{333}. Кризис в Средней Азии в очередной раз продемонстрировал слабость русских позиций на Дальнем Востоке. Их укрепление стало очевидной необходимостью.

Глава 3. Третий этап активизации на Дальнем Востоке — на пути к усилению позиций

Начало 90-х гг. XIX века было отмечено активизацией русской политики на Дальнем Востоке. В конце 1886 г. было собрано Особое совещание, на котором было принято решение приступить в 1891 г. к строительству Сибирской железной дороги от Владивостока до Челябинска (более 7 тыс. верст){334}. В 1891 г. это строительство началось. Его завершение должно было бы резко укрепить позиции России на границе с Китаем. Вплоть до 1895 г. ее вооруженные силы в этом регионе были незначительными — около 30 тыс. чел. С конца 70-х гг. XIX века, и особенно после Кушки в этом регионе более всего опасались столкновения с английским флотом и китайской армией. К укреплениям главного порта и русского административного центра в Приморье — Владивостока — приступили только в 1878 г., когда эскадра вице-адмирала Дж. Хорнби вошла в Мраморное море. Процесс шел с трудом, перевозка подкреплений и особенно орудий и боеприпасов к ним была возможна только по морю, что ставило усиление русского военного присутствия на Дальнем Востоке в прямую зависимость от отношений с Великобританией, которая безусловно господствовала в Мировом океане.

Именно военная слабость на Дальнем Востоке и опасение столкновения с Китаем были причиной того, что русская Тихоокеанская эскадра постоянно базировалась в это время в Японии. Еще в апреле 1861 г. флотом была предпринята попытка основать морскую станцию (т. е. пункт базирования) на островах Цусима, на берегу бухты Имосаки. Однако уже в мае постройки обнаружил английский фрегат. Англичане немедленно сообщили об этом японским властям, а те заявили протест, поддержанный британским дипломатическим представителем. Учитывая склонность токугавской Японии к самоизоляции, и не желая портить отношения с нею и с англичанами, русское правительство отказалось от своих планов{335}. Владивосток, ставший главным портом на Дальнем Востоке в 1871 г., замерзал на 4 месяца в году{336}. Кроме того, он был уязвим с суши, и поэтому его задача в военное время ограничивалась снаряжением крейсеров, которым предстояло отправиться в океан за тысячи миль и при необходимости ремонтироваться и пополнять запасы с транспортов, пользуясь бухтами уединенных островов{337}. В городе не было пресной воды, медленно возраставшее крестьянское население края едва обеспечивало собственное пропитание, отчего казенные учреждения приходилось снабжать морем из европейских губерний России.