Читать книгу "Горячая "холодная война". Юг Африки (1960-1990 гг.) - Владимир Шубин"

И. Уваров на даче, уже в отставке.

Фото из архива семьи И. И. Уварова

День провозглашения независимости Анголы – 11 ноября, согласованный еще на переговорах в Алворе, приближался, и перед португальскими властями встала сложная проблема – кому же передавать власть? И здесь особую ценность представляет свидетельство участника событий. В один из октябрьских дней Уваров был приглашен на беседу португальским верховным комиссаром Лионелем Кардозу[222], который сообщил ему, что за день до того португальские власти в Анголе информировали Политбюро МПЛА, что они не могут передать власть одному этому движению, и вынуждены передать ее «ангольскому народу». В этой связи Кардозу попросил Уварова сообщить в Москву, что передача власти должна иметь «совместный характер». Напомнив ему, что ранее португальские военные помогли МПЛА «вытеснить ФНЛА и УНИТА из Луанды», представитель Лиссабона даже высказал мнение, что если их лидеры прибудут в Луанду на церемонию передачи власти, эти организации могут быть «обезглавлены»[223].

Наиболее критический момент в советско-ангольских отношениях, момент принятия решения, наступил накануне даты независимости. Как и во многих других случаях, историки «холодной войны» все еще ведут дискуссию о том, кто сделал «первый шаг» в Анголе: Вашингтон или Москва? Г. К. Корниенко, бывший первый заместитель министра иностранных дел СССР пишет в своих мемуарах: «В ангольском эпизоде “холодной войны” – подобно большинству ее эпизодов – “а” было сказано… Вашингтоном, но и в данном случае Москва недолго воздерживалась, чтобы сказать “б”»[224]. По его мнению, «с обострением советско-американских отношений в связи с Анголой застопорилось продвижение на переговорах по стратегическим вооружениям и, соответственно был отложен, а затем и вообще не состоялся визит Брежнева в США»[225].

Однако я разделяю мнение В. В. Васева, работавшего советником-посланником в Вашингтоне, а затем заведующим Третьим африканским отделом МИД (который занимался Югом Африки), что если бы не было ангольской проблемы, США нашли бы другой предлог для «охлаждения» отношений с СССР[226].

Реальная позиция Вашингтона видна из рассекреченного (хотя и частично) протокола заседания Национального совета безопасности США от 22 декабря 1975 г. Государственный секретарь Генри Киссинджер, говоря о противодействии Москве в ангольском вопросе, практически предложил прибегнуть к шантажу. «Если… мы будем угрожать им потерей разрядки, мы можем получить эффект», а директор ЦРУ Уильям Колби добавил: «Среди советских были некоторые колебания. Есть некоторые проблемы в их министерстве иностранных дел». «Давайте использовать это», – подытожил президент Джеральд Форд[227].

Более того, я убежден, что было бы большим (и опасным) упрощением рассматривать события в Анголе и вокруг нее только через призму конфронтации между Москвой и Вашингтоном. Сложность ситуации показывает тот факт, что Мобуту, «проимпериалистический» президент Заира, в июле 1975 г. выслал американского посла, арестовал и даже приговорил к смертной казни нескольких человек, которые якобы являлись агентами ЦРУ и участвовали в попытке переворота против него[228], в то время как Каунда, «прогрессивный» президент Замбии, практически стал действовать совместно с Преторией в поддержку УНИТА. Замбийская пропаганда тоже играла роль, хотя иногда довольно неуклюже: вспоминается, как в издаваемом в Лусаке журнале «Z» было опубликовано фото поля с маисом, сопровождавшееся утверждением о том, что именно этот маис, выращенный УНИТА в Анголе, помог Замбии справиться с засухой![229]

Когда Москва принимала решения о массовой подготовке активистов МПЛА в СССР и расширении поставок оружия этому движению через Конго-Браззавиль, ей приходилось учитывать, что, в отличие от Нето, Холден Роберто мог полностью положиться на соседнюю страну – Заир, полтора десятка лет являвшуюся его надежной тыловой базой. Более того, именно в Заир Пекин направлял не только оружие, но и военных инструкторов для ФНЛА. Что же касается Замбии, то она продолжала поддерживать Чипенду, но постепенно «переключилась» на Савимби. Наконец, ЮАР, оккупировавшая Намибию, также была активным участником игры против МПЛА[230]. Представители МЛПА уже в мае 1975 г. начали выражать беспокойство тем, что Претория снабжала оружием УНИТА, руководители которой, по их словам, были готовы начать «племенную войну»[231].

Более того, было бы неверно полагать, как это нередко делают, что Советский Союз был сугубо «монолитной» структурой, где указания шли только «сверху вниз». Например, П. Н. Евсюков вспоминал, как после своего назначения на пост первого посла СССР в Мозамбике он был принят в Кремле Н. В. Подгорным, который интересовался его мнением о ситуации в Анголе и о целесообразности нашей всесторонней поддержи МПЛА, несмотря на ожидаемую негативную реакции. Вашингтона. В ответ Евсюков, хотя его отношение к Нето трудно назвать объективным, сделал все, чтобы убедить Подгорного занять твердую позицию по этому вопросу.

Корниенко писал о «печальных последствиях» двух начал в советской внешней политике – «государственного и идеологического» и связанной с этим «ведомственной неразберихой»[232]. По его словам, когда вслед за получением независимости (скорее, накануне ее) в Анголе «стала разгораться гражданская война, спровоцированная действиями США, руководством МИД совместно с Министерством обороны и КГБ была подготовлена и представлена в ЦК КПСС записка, в которой «предлагалось оказывать МПЛА всяческую политическую и определенную материальную помощь, но при этом ни в коем случае не вовлекаться в гражданскую войну в Анголе в военном плане. Политбюро целиком одобрило эти предложения». Однако несколько дней спустя Международный отдел ЦК, получивший просьбу руководства МПЛА о поставках оружия, подготовил предложения о ее удовлетворении, заручившись подписями маршала Гречко и Ю. А. Андропова. Корниенко не удалось отговорить Громыко от ее подписания, тем более что речь шла «о небольших масштабах поставок оружия»[233].