Читать книгу "Фея Альп - Элизабет Вернер"

– Цветы на середину! – командовал он. – Стол должен иметь поэтический вид, сказал хозяин, значит, извольте постараться, чтобы это была сама поэзия. Саид, дурень, ну можно ли ставить две вазы с фруктами рядом, точно двух гренадеров! Ставь по концам стола! А ты куда лезешь с бокалами, Джальма? Вино должно быть на боковом столе, понял?

– О yes, master[1], – заверил негр, но немец накинулся на него, а заодно и на мальчика.

– Говорите по-немецки! Еще не выучились? Вы теперь в Германии, в этой покинутой богом стране, где в марте еще можно отморозить нос, а солнце светит раз в месяц, да и то лишь по распоряжению начальства. Я так же не переношу ее, как и господин Вальтенберг, но если вы не научитесь у меня говорить по-немецки, то помилуй вас Бог!

– Я уже говорить немецки, мастер Хрон, чудесно! – объявил Саид с величайшим самодовольством.

– Чудесно, еще бы! Даже мое имя не умеешь выговорить. Меня зовут Фейт Гронау, а не «мастер Хрон», сто раз повторяю тебе одно и то же, но где же понять такому язычнику!

При этом упреке физиономия Саида выразила высшую степень оскорбления.

– Извините, я тож быть добрый христианин.

– По крайней мере, ты крещен, – сухо сказал Гронау. – А все-таки ты – полуязычник, а Джальма и совсем язычник: у него никакими силами не выбьешь из головы его Аллаха да Магомета и не втиснешь туда взамен Господа Бога. Джальма, отчего ты вытаращил глаза? Опять не понял, что я сказал?

Малаец отрицательно замотал головой, так что Саид со своим «чудесным» знанием языка счел себя обязанным прийти ему на помощь и перевести слова Гронау.

– Все это оттого, что господин постоянно говорит с вами на вашем тарабарском языке, – ворчал Гронау. – Ну, стол готов. Одни цветы да фрукты, а путного ничего, ни съесть, ни выпить. Надо полагать, в этом и заключается поэзия, по-моему же – просто сумасшествие. Впрочем, это одно и то же.

– И леди приедут? – с любопытством спросил Саид.

– Дамы! – поправил ментор. – Да, к сожалению, приедут. Удовольствия мало, зато честь, потому что в этой стране с ними обращаются до безобразия почтительно, совсем не так, как с вашими черными и коричневыми женщинами, так что вы подтянитесь!

Дверь отворилась, и вошел хозяин дома. Он мельком осмотрел стол, велел Саиду отправиться в переднюю, сказал несколько слов по-малайски Джальме, который вслед за этим тоже исчез, и обратился к Гронау:

– Господин Нордгейм просит извинить, что не может приехать, но остальные будут, господин Герсдорф тоже обещал. Следовательно, вы избежите на сегодня встречи, которой боялись, Гронау.

– Боялся? – повторил Фейт. – И не думал бояться! Конечно, невелико удовольствие получить милостивый кивок от товарища детских игр, с которым был когда-то на «ты», и представиться ему в некотором роде в качестве слуги.

– Моего секретаря, – с ударением поправил Вальтенберг. – Мне кажется, в этой должности нет ничего унизительного.

Гронау пожал плечами.

– Секретарь, дворецкий, компаньон – все в одном лице. Впрочем, вы всегда обращались со мной как с соотечественником, а не как с подчиненным. Когда вы выудили меня в Мельбурне, я почти умирал от голода, да и умер бы без вас, награди вас Господь!

– Вздор! – сказал Эрнст. – Вы стали для меня неоценимой находкой благодаря вашему знанию языков и практической опытности, и я думаю, мы оба вполне удовлетворяли друг друга в течение этих шести лет. Так вы с Нордгеймом были друзьями?

– Да, мы вместе выросли, как дети соседей, и потом наша дружба продолжалась, пока жизнь не разбросала нас. Он заранее предсказывал мне, что я останусь бедняком, – мне и Бенно Рейнсфельду, который был третьим в нашей компании.

Вальтенберг подошел к окну и с нетерпением смотрел на улицу, но слушал внимательно.

– Разумеется, мы все трое строили грандиозные планы, – продолжал Гронау с добродушной иронией. – Я собирался пуститься в Божий свет и вернуться набобом с мешками золота, Рейнсфельд хотел удивить человечество каким-нибудь изобретением, только умный Нордгейм молчал и поливал холодным душем наши горячие головы. «Из вас обоих ничего не выйдет, – говорил он, – потому что вы не умеете рассчитывать». Мы смеялись над этим двадцатилетним мудрецом, проповедующим трезвые взгляды и расчетливость, но он оказался прав. Я немало шатался по свету и за что только ни брался, всякий раз что наживал, то и спускал, и остался беден как церковная мышь. Рейнсфельд со всем своим талантом застрял где-то жалким инженеришкой, а наш товарищ Нордгейм стал миллионером, железнодорожным королем, и все оттого, что умел рассчитывать.

– Да, он всегда был на это мастер, – холодно сказал Вальтенберг. – Однако вот и наши гости.

Он быстро отошел от окна и пошел встречать приехавших. Перед подъездом остановился экипаж, в котором сидела баронесса Ласберг с Алисой и Эльмгорстом. Вольфганг не мог уклониться от обязанности сопровождать невесту, а отказаться всем от приглашения под каким-нибудь предлогом казалось невозможным, так как его будущий тесть настойчиво желал, чтобы оно было принято. Эльмгорст покорился необходимости, но всякий, кто знал его ближе, мог бы видеть, что он приносит этим жертву, хотя у него, как и у хозяина, не было недостатка в любезности. Оба с первой минуты знакомства почувствовали друг к другу инстинктивную антипатию и проявляли только холодную вежливость.

– Фрейлейн фон Тургау немножко опоздает: она заехала к Эрнстгаузенам за баронессой Валли.

Сообщившая это баронесса Ласберг сама недоумевала. По ее расчетам, Валли еще вчера должна была уехать в деревню под надежную охрану дедушки и вдруг сегодня утром прислала Эрне записку с просьбой захватить ее с собой, когда они поедут к Вальтенбергу; следовательно, отъезд был на несколько дней отложен. Но неудовольствие баронессы превратилось в негодование, когда она увидела входящего Герсдорфа. Значит, настоящее свидание! И они осмелились приплести сюда еще и нордгеймских дам, встречаясь, так сказать, под их прикрытием! Это не могло и не должно было оставаться скрытым от родителей, они сегодня же должны узнать все – и баронесса Ласберг, не имевшая ни малейшего расположения к роли ангела-хранителя, оказала Герсдорфу ледяной прием. Увы, это не произвело на Герсдорфа никакого впечатления, его лицо прямо-таки светилось, и он был необыкновенно оживлен и весел.

Тем временем Эрна, по уговору, подъехала к дому Эрнстгаузенов и послала наверх лакея. Через пять минут появилась Валли; она прыгнула в экипаж и бросилась на шею подруге так бурно, что та в испуге отшатнулась.

– Что с тобой, Валли? – спросила она. – Ты себя не помнишь!

– Я помолвлена! – ликовала Валли. – Я невеста Альберта, и через три месяца свадьба! О, чудный, несравненный дедушка! Я бросилась бы ему на шею, как сейчас тебе, если б только он не был такой противный.

– Твои родители согласились? Так вдруг? Ведь еще несколько дней назад это казалось невозможным.