Читать книгу "Лесная легенда - Александр Бушков"

— Кувшинки, — сказала Катя все с той же мечтательной улыбкой. — Их еще ненюфарами называют. Выше, в сторону гор, километрах в трех есть озеро, их там много…

Я усмехнулся:

Похоже, Катерина, зацепила ты хлопца всерьез. Иначе не ходил бы в гору три километра за кувшинками. И ведь наверняка пришлось еще в воду лезть — я что-то смутно помню, что у берега они не растут…

Она ничуть не смутилась. Только шальные бесенята в глазах:

— Может, и зацепила…

Ох, как у меня язык чесался порасспрашивать ее о подробностях, которые она наверняка уже знала! Кто такой, что тут делает, отчего щеголяет в таком виде. За два часа они наверняка о многом успели поговорить, девушки — создания любопытные, и уж эти вопросы Катька, кровь из носу, непременно должна была ему задать. С одной стороны, выглядит все это совсем безобидно. С другой, профессиональной, как ни крути, казенно именуется «попыткой инфильтрации в группу постороннего человека». И, строго говоря, личность сия подлежит проверке. Ну вот такая у нас была профессия, да и операция шла серьезнейшая, уж если она на контроле у Ставки, значит, непременно и у Самого…

Однако, вот черт, мне как-то неловко было тогда выспрашивать ее дотошно о подробностях. Я ведь ее не на задание по сбору информации посылал, наподобие Сидорчука с Томшиком, я ее просто-напросто отпустил пару часов погулять по лесу с молодым человеком. Ну вот неловко как-то. Благо кое-какие выводы о том, что дела идут мирно и благолепно, можно сделать уже сейчас. Во-первых, хлопец, несомненно, по-прежнему держался галантно, или, как выражаются поляки, гжечно — иначе не выглядела бы она столь довольной, я бы даже выразился, романтично умиротворенной. Катькин характер прекрасно известен: поведи он себя как-то не так, сто процентов, повторилась бы история с тем ухарем-авиатором, и вернулась бы она из «увольнительной» гораздо раньше, уж безусловно, не в столь радужном настроении. Во-вторых, опять-таки несомненно, он и не пытался задавать подозрительных вопросиков, иначе Катя непременно бы об этом доложила, и немедленно. Бесенята в глазах бесенятами, а с дисциплиной и ответственностью у нее обстояло наилучшим образом, было время убедиться.

Вообще-то, если первое можно было принять как аксиому, со вторым пока что обстояло гораздо гуманнее. Да, сегодня не пытался ни о чем толковом расспрашивать — но толковый агент в жизни не станет на первом же свидании бухать напрямик: «А вот скажите, панна Катажина, какое у вашей группы задание?» Нет уж, толковый агент работает гораздо тоньше и лошадей не гонит…

Единственное, на что я решился, — сказал с непринужденным видом, даже шутливо:

— Сияешь, Катерина, как новенький рубль-целковый… Все нормально?

— Ага, — сказала она, мечтательно уставясь в прорезиненный потолок. — Погуляли, поговорили… Очень интересный человек.

— А что в нем такого интересного? — поинтересовался я самым простецким видом.

— Да многое… — ответила она.

И замолчала. Ясно было, что подробностями делиться она не собиралась — понимала ситуацию, чертовка, не хуже моего, я ее сам многому учил. Быстро должна была прийти к тем же выводам, что и я только что: ее не на задание посылали, а, выражаясь старинным стилем, разрешили сходить на рандеву. Так что не было смысла лезть к ней с подробными расспросами — подождать дальнейшего развития событий, и только. Если это обычный парень, ничего страшного. Если поддаться профессиональной подозрительности и допустить, что это все же чужой агент, которого к нам пытаются поднести, Катька сама доложит при первых признаках неблагополучия — все же не тот характер и выучка, чтобы из-за какого-то красавчика потерять голову напрочь…

Одним словом, следовало тихонько уходить — и ждать развития событий, момента, когда можно будет прийти к конкретным четким выводам…

— Вы меня завтра отпустите… в увольнительную, товарищ майор? — спросила она.

— Что, опять условились? — усмехнулся я.

Она на миг опустила ресницы:

— Ага… Если разрешите.

— Отпущу, — сказал я. — Если только стаканчик земляничной нальешь, пить хочется…

Лесной земляники тут летом была пропасть. Местные из нее давным-давно приноровились делать и наливку на водке, и совершенно безалкогольный напиток типа морса. В числе прочего провианта Сидорчук с Томшиком выменяли и две приличные бутыли и с тем и с этим. Наливки мы с Ружицким употребили по стакану — хороша была, зараза! — а остальное я отнес ребятам наверх, они, по справедливости, все время получали долю от бурной деятельности «панов унтеров». А бутыль с «морсом» мы нетронутой отдали Кате — единственная девушка среди нас, иногда хочется чем-нибудь таким порадовать…

— Уговор, товарищ майор? — спросила она радостно.

— Уговор, — сказал я серьезно.

Она проворно вскочила с раскладушки — и вот теперь, когда оказались на виду ее пальцы, я и заметил. Трудненько было бы не заметить…

— Так-так-так, — сказал я, в общем, не сердито. — Выходит, тебе, кроме кувшинок, еще и подороже подарки дарят? Да, зацепила ты парня, я вижу…

— Вы о чем, товарищ майор? — спросила она, я бы поклялся на полевом уставе, с неподдельнейшим изумлением.

Тут уж настала моя очередь удивиться не на шутку:

— То есть как это о чем? Вот об этом самом колечке. Или ты его на дороге нашла?

На безымянном пальце правой руки, там, где сейчас носят обручальные кольца (в те времена их как-то почти и не было), у нее красовалось… да нет, пожалуй, не колечко, а, если оценивать по размерам, перстень. Сыгнет, как говорят поляки. Большой, красивый, явно не деревенским умельцем сделанный, и по цвету словно бы золотой. С продолговатым, красивой огранки зеленым камнем.

Катя на него уставилась так, словно видела впервые в жизни, — будь она актрисой, это была бы гениальная игра. У нее пропала с лица всякая мечтательность, осталось лишь безграничное изумление, округлила глаза, протянула прямо-таки жалобно:

— Товарищ майор, я сама первый раз вижу… представления не имею, как он на пальце оказался…

— Ну, Катерина… — мягко сказал я. — Ты у нас и умная девушка, и офицер СМЕРШа с некоторым опытом… Как это он ухитрился тебе надеть па палец немаленький перстень, да так, чтобы ты его только сейчас заметила? Несерьезно… Может, боишься, что я буду отбирать? Честное слово, не буду, это, в конце концов, никакой не вещдок, это подарок, вот и владей…

Она таращилась на меня с тем же несказанным изумлением, потрясла сжатыми кулачками, даже слезинки на ресницах заблестели. Ну просто яростно ей хотелось меня убедить, что говорит правду:

— Честное слово, товарищ майор, понятия не имею, как так вышло! Я его только сейчас увидела, чем хотите поклянусь: здоровьем мамы, партийным билетом…

Знаете, что тут самое примечательное? Как ни дико и странно это звучит, я начинал ей верить. С одной стороны, сущая фантасмагория: ну никак не могло такое получиться! С другой… Понимаете, я розыскник с немалым опытом. Допросов мне в жизни пришлось провести столько, что и не сосчитать — начиная еще с заставы, с довоенных времен, а уж за войну… Рано или поздно вырабатывается своеобразное чутье на ложь и на правду. Так вот, если не думать о странности произошедшего, если оценивать с чисто профессиональной точки зрения — у меня создалось прямо-таки железное впечатление, что она не врет. Что и в самом деле заметила этот чертов перстень только сейчас, хотя я и не понимал, как такое может быть. Кое-каким матерым волкам и то не удавалось меня переиграть, влепить ложь за правдочку — а что касается опыта и подготовки, она все же передо мной, без ложной скромности, соплячка соплячкой. Не ей меня переиграть…