Читать книгу "Сталин - Аллилуевы. Хроника одной семьи - Владимир Аллилуев"

В деле Леляна имелись данные о том, что он предполагал встретиться в Одессе с секретарем греческого консульства Серафадисом, передать ему инструкции и получить шпионские материалы для французской разведки. Серафадис, как было известно чекистам, еще во время иностранной интервенции в Одессе поддерживал отношения с деникинской и французской разведками. Теперь в связи с показаниями Леляна стало ясно, что Серафадис собирал шпионские сведения через созданную им шпионскую сеть.

Чекисты тайно ввели в шпионскую группу Серафадиса своих сотрудников. Выяснилось, что один из деятелей деникинской разведки, генерал Гаврилов, во время отступления белых из Одессы оставил Серафадису деньги для организации шпионской и подрывной деятельности и формирования вооруженного отряда из числа белых офицеров в советском тылу. Серафадис после занятия города советскими войсками повел широкую работу в красноармейских частях, в милиции, поддерживая связи с белыми, которым передавал подробные сведения о планах советского военного командования, дислокации и вооружении частей Красной Армии. Его ближайшими помощниками являлись бывший поручик деникинской армии Голяско и некий Равтопуло. Организация объединяла до 300 человек. 18 июля 1920 г. шпионское гнездо Серафадиса было ликвидировано. Чекисты конфисковали большие запасы оружия, денег, обмундирования".

Ф.Э. Дзержинский ценил деятельность отца на посту председателя Одесской губчека. 23 мая 1920 года он пишет отцу письмо на польском языке:

"Тов. Реденс!

Дорогой товарищ. Пишу несколько слов, только чтобы Вас приветствовать, ибо нет времени.

Расскажет Вам все Балецкий.

Посылаем его на некоторое время в Одессу, дабы в это тяжелое время укрепить работу комиссии.

Все то, что я слышал о Вашей работе, свидетельствует, что Вы совершенно на месте, и я не знаю, удастся ли нам найти кого-либо, дабы исполнить Вашу просьбу о замене. Железной рукой Вы должны искоренять преступления и всякого рода свинства ответственных советских работников. Балецкий в этом направлении получил указания.

Присылайте нам материалы о жизни деятелей партийных и советских организаций.

Есть ли там у Вас кадры рабочих местных, на которые можно было бы целиком положиться. Без такого кадра борьба с буржуазией и спекуляцией не даст больших результатов.

Пока до свидания. Сердечно жму Вашу руку.

Ваш Ф. Дзержинский".

Отец перевел письмо на русский, и копия его хранится в нашем домашнем архиве. Как видим, "преступления и свинства" в среде ответственных советских работников тогда рассматривались в той же плоскости, что и бандитизм или контрреволюционная деятельность, они несли равную угрозу для молодой Советской республики.

Одесса была недолгим пристанищем для отца. В 1920–1921 годах С.Ф. Реденс становится председателем Харьковской ЧК, в 1921–1922 годах — заместителем начальника, а затем и начальником одного из Управлений ВЧК ОГПУ — членом Коллегии ОГПУ. С 1922 по 1924 год он работает председателем ГПУ Крыма и начальником Особого отдела Черноморского флота.

В 1925 году судьба С.Ф. Реденса вновь непосредственно пересекается с Дзержинским, он уходит из органов НКВД и работает секретарем у Феликса Эдмундовича в ВСНХ, вплоть до 20 июля 1926 года, когда жизнь Дзержинского так внезапно оборвалась. Некоторое время Реденс работает с В.В. Куйбышевым и Г.К. Орджоникидзе в ЦКК ВКП(б), и затем, в 1928 году, вновь возвращается в ВЧК и получает назначение на пост полномочного представителя ОГПУ и председателя ГПУ Закавказья.

Именно здесь, в Закавказье, он впервые сталкивается с Берия, который вначале был в подчинении у Реденса, а впоследствии его начальником; встав у руля НКВД, он уничтожил моего отца.

В нашей семье, начиная с Надежды и кончая Сергеем Яковлевичем Аллилуевым, все дружно не любили Берия, считали его личностью гнусной и коварной. Не скрывали этого своего отношения и перед Сталиным. Я знаю, например, что дед в присутствии Берия сказал Сталину, что это враг. Ненавидели этого человека также и Василий со Светланой. Все беды, обрушившиеся на нашу семью, мы так или иначе связывали с этой личностью, его подлыми интригами. Когда в 1953 году Берия наконец-то был арестован, мой старший брат прислал нам со студенческих военных сборов телеграмму: "Ликую с вами. Леонид".

Отношения отца с Берия были непростыми. Сын В.А. Антонова-Овсеенко Антон пытается представить в своих воспоминаниях моего отца как человека безвольного, эдакой игрушкой в руках всесильного Лаврентия. Однако из мемуаров жены Дзержинского, старых чекистов, близко его знавших, таких, как Ф. Фомин, И.Д. Папанин и других, вырисовывается совсем иной образ.

Известный полярник Иван Дмитриевич Папанин в молодости был комендантом ЧК в Крыму, где ему пришлось работать вместе с С.Ф. Реденсом, бывшим тогда уполномоченным ЧК.

В своей книге "Лед и пламень" он рассказывает о совместной с Реденсом работе, приводит различные эпизоды. Сотрудничали в штате у них два лихих моряка, "в работе не знали ни сна, ни отдыха", занимались конфискацией ценностей у спекулянтов и контрреволюционеров. Но вдруг стали замечать за ребятами, что они, как говорится, живут не по средствам, провели следственный эксперимент и установили, что при конфискации драгоценностей, золотых червонцев морячки и себя не забывали. Приперли их к стенке, а они и не скрывали, что брали, подумаешь — велика ли беда! "Буржуи жили себе в удовольствие, из нас кровь пили, а нам и попользоваться ничем нельзя?!".

Реденс, присутствовавший на допросе, взорвался:

— Попользоваться? А по какому праву? Это все нажито народом, это все народное достояние, на которое вы подняли руку. В стране голод, а вы в разгул! Революцию продали. Судить вас будет коллегия.

Приговор был самый суровый. Видя, что Папанин сильно нервничает и переживает, даже температура подскочила, Реденс пришел к нему.

— Жалеешь? Кого жалеешь?! Запомни, Папанин: судья, который не способен карать, становится в конце концов сообщником преступников. Щадя преступников, вредит честным людям. Величайшая твердость и есть величайшее милосердие. И в этом, — Реденс говорил отрывисто, словно вбивал свои мысли в мою голову, — проявляется революционный гуманизм. Мы должны быть беспощадно требовательны к себе. Но Реденс, вспоминает Папанин, был одинаково суров и к тем, кто подменял закон, судебное разбирательство классовым чутьем и революционной целесообразностью. Иван Дмитриевич пишет:

"Как комендант Крымской ЧК, я ознакомился с делами, которые вел один из следователей. Чуть ли не на каждом стояла резолюция: "Расстрелять". Признавал этот следователь лишь два цвета — черный и белый, полутонов не различал. Врагов настоящих, закоренелых, достойных смертной кары было от силы десять, остальные попали в ЧК по недоразумению. Я пошел к Реденсу и показал просмотренные дела.

Реденс обычно не демонстрировал своих чувств. А тут, вчитываясь в бумаги, почернел. У Реденса в этот момент сидел и Вихман — председатель Крымской ЧК. Тот, просматривая дела, тоже ни слова не сказал, я только видел, как у него на скулах перекатывались желваки.