Читать книгу "Эльдар Рязанов. Ирония судьбы, или… - Ольга Афанасьева"

Фильм делался для телевидения, но оператор Владимир Нахабцев и художник Александр Борисов решили, что съемки будут масштабными – с массовками, кавалерией, декорациями и костюмами. Невероятность сюжета должна была искупаться достоверностью съемки, воссозданием живой среды.

Олег Басилашвили, Георгий Бурков, Валентин Гафт и Зиновий Гердт были выбраны Рязановым для съемок еще во время сочинения сценария. Кандидатура Евгения Леонова на роль Бубенцова возникла в самом начале подготовительного периода. Искали в основном молодых исполнителей – Настеньку и Плетнева. После долгих поисков и кинопроб группа утвердила Ирину Мазуркевич из ленинградского театра имени Ленсовета и Станислава Садальского, работавшего тогда в московском «Современнике».

Молоденькая актриса Бубенцова в сценарии все время мучается, страдает за папеньку и является покорной жертвой сладострастных поползновений Мерзляева. Ирина Мазуркевич сделала Настеньку более лукавой и решительной.

«…В роли был один пикантный момент, на котором «спотыкались» другие кандидатки. В сцене с Мерзляевым в тюрьме Настя, чтобы спасти отца, готова на все, даже на потерю девической чести. Пытаясь понять истинные намерения Мерзляева, играющего с ней, как кот с мышкой, она то расстегивает пуговки своего платья, то лихорадочно застегивает их опять. Так вот, некоторые претендентки расстегивали пуговки так, что становилось ясно: это занятие для них довольно привычно. Сохранить в такой скользкой сцене чистоту, непосредственность и наивность удалось только Мазуркевич»[38].

Молодой Станислав Садальский был очень импульсивен, быстро и легко возбудим. Таких называют артистами первого дубля. Темпераментному артисту с прекрасной интуицией требовался хороший режиссер. И в руках Рязанова он был мягкой глиной.

Евгений Леонов-Бубенцов очень точно показал, как в Бубенцове уживается человеческое и актерское. Войдя в роль бунтовщика, «карбонария», Бубенцов вдруг сам начинает верить в свою игру, актерская личина становится его настоящим лицом.

В сценарии Рязанов с Гориным придумали условный прием, напоминающий современные интервью: исполнители, глядя в объектив, рассказывают о том, что случилось с ними впоследствии, за пределами фильма. Многие из них сообщают, не только как сложилась их будущая жизнь, но и как они погибли. Прощальные интервью снимались на фоне уходящего из города полка. Гусары покидают город, а в это время зритель узнает, что приключилось с героями в дальнейшем. Рассказ Бубенцова не стали снимать – он погибал на глазах зрителя.

Плетнев рассказывал о себе: «За сочувствие к заговорщику и нарушение воинской дисциплины был сослан на Кавказ. Потом отставка. Растил детей. В Плетневке с тоски стал читать. Оказалось, увлекательное занятие. Путешествовал по заграницам. В Италии не сдержался, примкнул к гарибальдийцам. В схватке погиб. Итальянцы меня уважали, похоронили около Рима с почестями…» Говорил Садальский в солдатской форме пехотинца, подчеркивающей его жалкий вид, особенно после красот гусарского мундира, в глазах его стояли слезы, а потом его увозила жандармская бричка. Но перед этим гусары, проезжая мимо разжалованного товарища, салютуют ему.

Но вот лента отснята и готова к выпуску на экран. Но этому предшествовали долгие мучения Рязанова, пытавшегося пробить ее сценарий. На материале николаевской России легко просматривались провокации и репрессии сталинских времен, что в те годы было запрещено. Рязанов носил сценарий от чиновника к чиновнику, а ответа – выйдет фильм или нет – так и не получал. Наконец он отнес сценарий А. В. Богомолову, главному редактору Кинокомитета. Через неделю Богомолов сообщил, что фильм не нужен – картин «на историческом материале» уже много.

В сердцах Рязанов забрал сценарий и сказал Богомолову: «Сценарии о чести и совести вам действительно не нужны, их у вас навалом!» И отнес сценарий С. Г. Лапину на телевидение. Лапин был образованным, тонким и умным человеком, но по долгу службы не пропускал ничего, что могло бы стоить ему высокого поста. Он обещал прочитать сценарий, но в семье у него случилось ужасное несчастье – в неисправном лифте погибла дочь. После этого Рязанов уже не решался его беспокоить и считал, что «Гусара» никогда не увидит зритель. Но фильм все же разрешили – его должно было ставить творческое объединение «Экран».

«О бедном гусаре замолвите слово». Афиша

Но фильм находился под неусыпным надзором. Поправки и замечания сыпались регулярно, во время подготовительного периода картину дважды закрывали. Чиновники из Госкино систематически «сигнализировали» в разные высокие инстанции – почему телевидение ставит то, что отвергло Госкино по идеологическим соображениям? Учреждения были конкурирующими, и в их битве доставалось и фильму.

В конце декабря 1979 года сценарий был закончен, а 28 декабря начались военные действия в Афганистане. Встал вопрос о закрытии «Гусара» – из-за того, что в картине очернено Третье отделение!

«…Господи! Думал ли Бенкендорф, что через сто с лишним лет его честь будут защищать коммунисты, руководители советского телевидения, активные «строители социалистической России»!

Конечно, забота о «третьем отделении» была понятна: руководители «Экрана» до смерти боялись огорчить ведомство, расположенное на площади Дзержинского. Они не понимали, что, ставя знак равенства между «третьим отделением» времен царизма и нынешней госбезопасностью, они выдавали себя с головой. Они, конечно, угадали наши намерения и стремились, обеляя николаевскую жандармерию, вступиться тем самым за КГБ»[39].

Перед Гориным и Рязановым встала задача – либо обелить в сценарии жандармское «Третье отделение», либо найти какой-то хитрый выход, чтобы сюжетная интрига двигалась, но «тайная канцелярия» как бы была ни при чем. Министр телевидения Сергей Георгиевич Лапин сказал Рязанову: «Обстановка сейчас не для комедий, международная обстановка осложнилась. В Афганистане идет война. Зачем нам в военное время фильм о том, как жандармы проверяют армию?» Надо было либо все бросать, либо выбрать меньшее из зол. И соавторы решили сделать Мерзляева штатским, не профессиональным блюстителам порядка, а любителя, стукача по вдохновению. Мерзляеву присвоили графский титул, чин действительного тайного советника и должность «чиновника по особым поручениям». Тайного осведомителя Третьего отделения, платного агента Артюхова, которого играл Бурков, сделали личным камердинером графа. По новому сценарию он занимается провокациями лишь потому, что ему обещана «вольная». В «заточении» Бубенцов в первоначальном варианте декламирует Лермонтова «Прощай, немытая Россия», в переработанном сценарии – «Сижу за решеткой в темнице сырой».

После всех этих мучительных переделок Рязанову сообщили, что фильм все-таки закрывают. Но Рязанов не сдавался, продолжал обивать пороги – и картину вернули в производство.