Читать книгу "Ассасины - Виталий Гладкий"

Везде – на стенах, на полках, под потолком – сушились целебные травы. От этого воздух в жилище Морава был напоен терпковатыми ароматами полыни, медуницы, душицы, мяты, рогоза, которым был устлан пол, и запахом хорошо настоянной медовой бражки; уж его-то Вилк не мог спутать ни с каким другим. Дед Вощата был большим любителем этого крепкого напитка. Почему-то он не очень привечал пиво, поэтому всегда держал запас отменного хмельного питья, изготовление которого длилось долго. Зато волхв Вадан был в восхищении от бражки и частенько захаживал к Вощате, как он говорил, сблагородной целью «изгнать разную нечисть, что по углам таится».

Касательно нечисти трудно было сказать, ушла она из избы или нет, но то, что после каждого визита забубенного волхва деду приходилось квасить новую порцию бражки, это Ярилко-Вилк знал хорошо. Вадан не успокаивался, пока хоть один кувшин был полон.

– Здесь ты будешь жить, – непререкаемым тоном сказал волхв.

– Почему?! – дрожащим голосом воскликнул юноша.

Мысль, что он больше никогда не увидит родного деда, испугала его едва не до потери сознания. Нет, он не оставит Вощату!

– Потому что так решили боги! – резко ответил Морав.

– Нет! – Вилк наконец справился с волнением и дерзко глянул на волхва.

Тот нахмурился и долго-долго смотрел исподлобья на мальчика. Но Ярилко не отвел взгляда в сторону, смотрел ясно и твердо. Наконец подобие улыбки появилось на темном лице волхва и он молвил – видимо, размышляя вслух:

– Упрям, своенравен, тверд… Узнаю воспитание Вощаты. Хороший материал. А если учесть твою родословную… М-да… То, что нужно. – Морав сел на табурет и теперь смотрел на Ярилку снизу верх; из мебели в жилище волхва, кроме двух табуретов, стола возле оконца и ложа, укрытого барсучьими шкурами, ничего другого юноша не заметил. – Прежде, чем сказать «нет», нужно узнать, от чего ты отказываешься. Если ты окажешься способным, то станешь моим учеником. А быть волхвом – значит быть избранным богами. Ты хочешь пойти против воли Рода?

Вилк опустил голову. Вот напасть на его голову! Он знал, что иногда волхвы берут себе учеников. Но потом, спустя какое-то время, почти все они возвращались домой, в семьи. Видать, оказались непригодными. Лишь один юноша – его звали Смеян – стал волхвом, правда, младшим. Может, и ему повезет и его Морав выгонит в три шеи?

Однако надеждам Ярилки не суждено было сбыться. Морав решительно сказал:

– Чтобы не осталось никаких сомнений ни у тебя, ни у меня, придется попытать твою судьбу у богов.

– Как это?

– Узнаешь…

Они вышли наружу и подошли к священному огню.

– Испей, – сказал Морав, ткнув в руки Ярилке деревянную чашу, наполненную каким-то напитком, беловатым на цвет. – До дна!

Вилк послушно выпил.

– А теперь садись вот здесь, – указал волхв, – и смотри на огонь. Что узришь, потом мне расскажешь.

Юноша послушно сел и уставился на пламя крады, которое начало постепенно разгораться, увеличиваться в размерах, хотя до этого оно лишь немного приподнималось над краями ямы. Вилк знал со слов болтливого и всегда пьяненького Вадана, что крада горит на семи слоях, образованных чередующимися черепками и речной галькой, чтобы не палить лоно Матери Сырой Земли. Но не всякий огонь Сварога стоит призывать, а лишь особым образом зажженный и освященный, с помощью особых заклятий наделенный сознанием и именем. Рождение огня и уход за крадой – великое искусство, доступное только избранным волхвам. Огонь, разожженный другим способом, – огненная стихия, не наделенная сознанием. Жертвы в такой огонь класть рискованно, ибо неизвестно, кому они попадут – добрым или злым силам.

Пламя поднималось все выше и выше. Вскоре перед глазами мальчика полыхала сплошная огненная пелена. Задурманенный наркотическим снадобьем, которое дал ему испить Морав, Ярилко уже не понимал, где он находится и что с ним творится. Он глядел в огонь с таким пристальным вниманием, будто хотел увидеть там нечто необычное, интересное. Но огонь горел и ничего не происходило. Разве что Вилку стало очень жарко, но снадобье так на него подействовало, что он не мог даже шевельнуть ни рукой, ни ногой, а не то чтобы отодвинуться подальше от крады.

Неожиданно огонь начал светлеть… и юноша увидел лицо матери! Ярилко был совсем маленьким, когда она умерла, но ее образ он носил в памяти как самый ценный оберег и часто, засыпая, вызывал его в своей зрительной памяти и подолгу шепотом рассказывал ей о своих мальчишечьих бедах и проблемах. Он даже деду Вощате стеснялся поведать то, что говорил мысленному образу матери.

Губы матери шевелились. Она что-то пыталась ему сказать. Такого еще никогда не было; обычно мать только глядела на него ласково, с любовью, затем медленно отдалялась и таяла в темноте, и мальчик засыпал в слезах. Вилк прислушался.

От большого напряжения у него даже в ушах зазвенело. И наконец он расслышал! Мать говорила – вернее, шептала: «Чужой берег – твой берег. Чужой берег…».

Она не успела договорить фразу. Казалось, что налетел ветер, по материнскому лицу побежала рябь – точно как на морской глади – и оно растаяло. Только глаза какое-то время смотрели на мальчика с материнской тревогой и состраданием. А потом появились горы, красные пески и две фигуры на фоне пустыни – огромного волка и человека. Они стояли на гребне бархана и смотрели, как восходит солнце – огромное, красное…

Ярилко дернул головой и очнулся. В краде по-прежнему еле теплился огонь, солнце клонилось к закату, а напротив него сидел Морав и смотрел на парня круглыми, как у совы, глазами. Заметив, что тот освободился от видений, он дал Вилку чашу с пивом и, дождавшись, пока юноша осушит ее до дна, требовательно сказал:

– Говори.

Ярилко лихорадочно соображал. Ему почему-то совсем не хотелось говорить, что он видел мать, и рассказывать волхву о ее словах. Для любого юноши из поселения Морав был всего лишь чуть ниже бога, а богам нужно говорить только правду, но Вилк знал, что дед Вощата относится к волхвам несколько скептически (конечно же, не на людях) и их камлания называет «бесовскими плясками». Почему он так говорит, Вилк понятия не имел, но об этом никому не рассказывал. А вот к волхвам-травникам Вощата относился с большим уважением, может, потому, что и сам смыслил в искусстве врачевания.

– Видел я волка… – наконец сказал Ярилко. – И себя рядом с ним…

– Ну-ну! – нетерпеливо подгонял его волхв. – Продолжай.

– Только местность какая-то незнакомая… будто на песчаной косе у моря. И луна… огромная и красная.

– Это все? – в голосе волхва явно слышалось недоверие.

– Все, – твердо ответил Вилк, глядя прямо в глаза Мораву.

– Что ж, хорошо… – Волхв задумчиво смотрел на юношу. – Волк – это знамение. Значит, имя тебе новое Мокошь не зря дала. Пути божественных помыслов людям неведомы, но ничто важное в этом мире не случается без их соизволения. Мокошь тебя отметила, а Род выбрал. Значит, ты далеко не так прост, как кажешься с первого взгляда. Выходит на то, что быть тебе моим учеником.