Читать книгу "Дневник Джанни Урагани - Луиджи Бертелли"

И тут, когда, казалось бы, всё улеглось, в камине раздался свист. Все так и застыли от неожиданности.

Маралли сказал:

– Там внутри кто-то есть! Надо вызвать полицию! Арестовать его!

Но мне уже всё стало ясно, и я с досадой воскликнул:

– Там же мои шутихи!

Я вспомнил, что, когда моя идея с фейерверком в честь Луизиной свадьбы сорвалась, я спрятал все шутихи в дымоход в гостиной, куда никто обычно не заглядывает, чтобы папа их не отобрал.

Естественно, мои слова пролили свет на всю эту историю.

– Ах вот оно что! – в бешенстве закричал Маралли. – За что мне это наказание? Когда я был холост, этот мальчишка чуть не выколол мне глаз, теперь на моей собственной свадьбе – едва не поджёг!

А мама схватила меня за руку и, спасая от отцовского гнева, потащила, как водится, ко мне в комнату.

Хорошо ещё, что, когда в доме подают сладости, я предусмотрительно съедаю свою порцию до того, как начнётся банкет!

13 декабря

Сегодня истёк срок наказания – помнишь, дорогой дневник, как меня выгнали с уроков на неделю за ту дразнилку про Профессора Мускула? – и пришла пора возвращаться в школу.

– Я сама с тобой пойду, – сказала мама, – а то отец поклялся, что нога твоя не коснётся земли, если тебя поведёт он.

– Как это? – спросил я. – На воздушном шаре, что ли?

На самом деле я прекрасно понял, что имелось в виду: отец собирался отправить меня к дверям школы пинком под зад…

Когда мы вошли в школу, нам предстояло выслушать длиннющую отповедь директора, мама вздыхала и повторяла всё, что обычно говорят родители в таких случаях:

– Вы совершенно правы… Да, он дурной мальчишка… Он должен сказать спасибо учителям, что они так добры к нему… Но он обещал исправиться… Пусть это послужит ему уроком, дай-то Бог!.. Я очень надеюсь…

Я всё это время стоял с опущенной головой и кивал, но в конце концов мне надоело изображать китайского болванчика и, когда директор, вытаращив глаза за стёклами очков и пыхтя как паровоз, сказал: «Стыдно давать прозвища педагогам, которые приносят себя в жертву ради вас!», я не выдержал:

– Ага, значит, всем можно, а мне нельзя? – возразил я. – Меня-то все обзывают Джанни Урагани!

– И поделом, ведь ты всё крушишь, как смерч! – воскликнула мама.

– К тому же ты ребёнок! – добавил директор.

Старая песенка: дети должны всех уважать, но никто не должен уважать детей.

И это они называют рассуждать здраво, и так они хотят нас воспитать!

Ох, ладно. В общем, в школе всё прошло гладко и дома тоже: мама позаботилась о том, чтобы я не столкнулся с папой.

С лестничной площадки я увидел, как внизу суетятся каменщики: они чинят дымоход в гостиной.

14 декабря

Ничего нового ни в школе, ни дома. Папу я так и не видел и надеюсь, когда увижу, он уже успокоится.

* * *

Ох, дорогой дневник, к несчастью, я его увидел и услышал!

Пишу карандашом, лёжа в кровати… потому что после такой трёпки сидеть невозможно!

Какое унижение! Какая обида!

Опять на меня все шишки валятся – точнее, шлепки, но почему на этот раз, я рассказать не в силах: слишком страдаю от душевных и телесных ран.

15 декабря

Был в школе: даже говорить не хочется, что я испытал, сидя на скамье.

Пишу стоя, потому что… так легче.

Итак, причину вчерашней трёпки следует искать в привычке Катерины совать свой нос в чужие дела. В конце концов всё оборачивается против меня, известное дело, пусть даже это какой-то давно забытый пустяк.

Вчера Катерина рылась зачем-то в шкафу и выудила мои летние брюки; пошарив в карманах, она обнаружила завёрнутые в платок обломки дамских золотых часов.

И знаете, что сделала Катерина, вместо того чтобы из элементарной деликатности оставить в покое содержимое моих карманов? Она тут же побежала к Аде, та – к маме, и они все так раскудахтались, что пришёл папа узнать, что случилось.

Тогда они все отправились ко мне требовать объяснений.

– Да ничего особенного, – сказал я, – пустяки. Даже говорить не о чем…

– Да? Золотые часы, по-твоему, пустяки?

– Да они же сломаны.

– Ещё бы! Они разбиты вдребезги.

– Вот-вот. Мы в них немножко поиграли… но это было давно!

– Хватит болтать! – оборвал меня отец. – Выкладывай, как было дело.

Пришлось мне рассказать во всех подробностях про представление, которое я давным-давно устроил для Фофо и Маринеллы: помнишь, дорогой дневник, я взял часы синьоры Ольги, раздавил их в ступке, а взамен выдал мамины? Не успел я закончить свой рассказ, как на меня градом посыпались упрёки и угрозы.

– Что‑о‑о? – кричала мама. – Теперь-то я всё поняла! Теперь всё ясно! Синьора Ольга – такая рассеянная, она даже не заметила подмены…

– Точно! Всё так и есть! – вопила Ада. – А мы-то подумали, что она клептоманка! И самое ужасное, убедили в этом её мужа! Какая неловкость!

– А ты, – опять подхватила мама, – гадкий мальчишка, почему ты нам ничего не сказал?

Так я и знал.

– Я пытался! – ответил я. – Я же начал объяснять вам, что клептомания тут ни при чём, но вы все на меня набросились, мол, негоже детям совать свой нос во взрослые дела и вмешиваться во взрослые разговоры, нам не понять, насколько это серьёзно, и тому подобное. И я послушно замолчал.

– А наш серебряный соусник, который мы видели у синьоры Ольги?

– А мои вышитые платочки?

– Это я принёс к ним в дом, просто шутки ради.

Тут папа подошёл ко мне вплотную и, тараща глаза, грозно прорычал:

– Ах, так ты думаешь, это смешная шутка? Сейчас я покажу тебе свою смешную шутку!

Я увернулся и стал бегать от него вокруг стола, пытаясь оправдаться:

– Я же не виноват, что они вбили себе в голову эту клептоманию?

– Ах ты зараза! Теперь ты за всё заплатишь!

– Но, папа, – хныкал я, – подумай сам, ведь это всё дело прошлое… Фейерверки я спрятал в дымоход, когда выходила замуж Луиза… Случай с часами был в октябре… Я понимаю, если бы ты мне всыпал сразу… Но сейчас это уже неважно, дело прошлое, папа, я и думать об этом забыл…

Но тут отец всё-таки поймал меня и грозно прорычал:

– Теперь ты запомнишь это надолго!