Читать книгу "В Россию с любовью - Сергей Донской"

— Нет, — пробормотала Маша, — не представляю.

— А? Что ты сказала?

— Я сказала, что ты можешь дать своему мистеру Левицки бесплатный совет.

— Какой?

— Пусть запихнет свои цацки в одно вонючее, но очень укромное местечко!

— У-ху-ху!

— А в придачу я могу подарить ему на память бронзовый бюстик Ленина, помнишь? Тот, который на письменном столе стоит.

— О-хо-хо!

— Щекочи, щекочи свою пипеточку, бастард, — процедила Маша с ненавистью. — Больше она у тебя ни на что не годится!

— Не слышу! — встревожился Артур, резко оборвав очередной взрыв хохота. — Ты что-то сказала, нет?

— Я спрашиваю, вызвать тебе такси, дарлинг? — Маша ослепительно улыбнулась.

— Если тебя не затруднит, беби.

— Не затруднит! — весело сказала она, направившись к телефону. Номер Гарика с готовностью высветился перед ее мысленным взором.

Артур тем временем растирался махровым полотенцем и любовался своим туманным отражением в запотевшем зеркале, похожем на иллюминатор. Скольких олухов он обвел вокруг пальца, не сосчитать! Люди глупы, они млеют, когда их кормят баснями. И доверчивая Маша, наверное, уже видит себя шляющейся по Пятой авеню и заглядывающейся на тамошние шикарные витрины. Эх, темнота дремучая, простота лапотная! Прости-прощай!

— Гуд бай, май лав, гуд ба-а-ай! — с чувством заголосил Артур. Давно уже собственный голос не казался ему таким чистым и благозвучным.

ГЛАВА 7

ХИЩНЫЙ ВИД НА ЖИТЕЛЬСТВО

После Машиного звонка Гарик пожалел, что поспешил продать золотой нательный крест знакомому барыге с площади трех вокзалов. Есть все-таки бог на свете! И, по всей вероятности, он наконец решил пригреть заблудшего Гарика у себя за пазухой.

— Да славится имя твое и все такое прочее, — прошептал Гарик, осторожно положив трубку на рычаги древнего эбонитового аппарата. — Спасибо, господи, что как бы не оставил в беде.

— Кто ж так молится? — с укором проскрипела бабка, расположившаяся аккурат под выцветшей фотоиконой, повешенной в крошечной кухоньке над холодильником. С наслаждением отхлебнув чай из кружки, она запихнула в рот бублик и продолжила наставлять непутевого внука: — К господу (хрум-хрум) уважительный подход требуется. Поклонился бы, а то (хрум-хрум) и на колени бы встал. Тогда и воздастся по вере.

— Заткнитесь, бабушка, ладно? — попросил Гарик. — Некогда мне тут кланяться. Тороплюсь я.

— Вечно он торопится, — доложила старуха иконе, развернувшись к ней всем корпусом. — Суета сует и вечная суета. Ох, грехи наши тяжкия-а…

Гарик ее бубнеж не дослушал. Мечась по захламленной каморке, которую называть комнатой язык не поворачивался, он спешно собирался на дело. В задний карман джинсов втиснулась заветная расческа с толстой широкой рукоятью. При нажатии на нее наружу с щелчком выдвигался плоский, как лист, клинок из вольфрама. Довольно длинный — без малого двенадцать сантиметров, — искусной двухсторонней заточки. Клинком можно было запросто бриться, хотя Гарик не пробовал. Оружие он держал при себе для совсем иных целей.

Еще вчера вечером в голове у него проплывали пьяные мысли перерезать себе клинком вены на руках и помереть в ванне, наполненной горячей водой и кровью. Теперь ему вновь захотелось жить. Гарика переполняли надежда, азарт, желание действовать. Муторное похмелье сменилось таким мощным зарядом энергии, что он не мог усидеть на месте.

— Бабушка! — крикнул он, не заглядывая в кухню, чтобы не нюхать лишний раз запах отвратительного варева, которое именовалось в этом доме овощным рагу. — Я пошел. Если к ночи не вернусь, то не ждите, спать ложитесь.

— Это куда ж ты намылился? — забеспокоилась бабка. Скрипнул проворно отодвинутый ею стул, зашаркали по полу войлочные тапки. — А как опять дружки твои с уголовными рожами заявятся? Чегой-то им говорить?

— Ничего! — отрезал Гарик. — Сказано вам: спать ложитесь. Чем раньше, тем лучше.

Он захлопнул за собой дверь на мгновение раньше, чем в прихожую вползла всполошившаяся бабкина тень. И припустил вниз по лестнице, едва касаясь подошвами кроссовок истертых ступеней. Впереди него неслась вспугнутая кошка с задранным хвостом. Если бы не необходимость притормаживать на поворотах, Гарик обязательно догнал бы четвероногую тварь и пнул ее в зад так, чтобы она кубарем летела по лестнице впереди своего гнусавого завывания.

Он ненавидел этот вонючий подъезд, ненавидел прожорливую бабку, ненавидел ее пронафталиненную квартиру с голыми лампочками, обсиженными мухами. Но его собственная жилплощадь вот уже неделю принадлежала другим людям. Как и новехонькая корейская тачка, которую, ввиду спешки, тоже пришлось продать за полцены.

Не то чтобы сумма, которую задолжал Гарик, была такой уж серьезной, однако волосатый азер Рауф по кличке Аладдин, которому он позорно продулся в химкинском «катране», оказался не тем человеком, чтобы с ним шутки шутить. Неделю назад Гарик вернул половину долга, а на сегодняшний день опять «торчал» азербайджанцу все те же семьдесят пять тысяч баксов, как и в начале эпопеи. Включенный на всю катушку счетчик тикал, тикал, тикал. С ума можно было сойти от этого непрерывного тиканья. Как только пришла беда, все прежние кореша вмиг отпочковались от Гарика — кто с поносом слег, кто с запором. Никого не дозовешься, ни к кому не достучишься, хоть лоб об глухие стены расшиби к едрене фене. И вдруг Машутка-Шутка с готовым решением проблемы нарисовалась.

Америкэн-бой, под завязку затаренный баксами, это ли не везуха? Вот так счастье подвалило, вот так пруха нежданная-негаданная! Сто свечек готов был поставить Гарик в церкви, если дело выгорит. Двести! Лишь бы погасить проклятый долг поскорее, потому как уже сегодня вечером срок, отпущенный Аладдином, истекал. И тогда никакими деньгами не выкупить свою жизнь обратно. Карточный долг тем и отличается от всех остальных, что любые отмазки с расписками тут не канают. Проиграл? Расплачивайся. Хоть деньгами, хоть головой своей азартной. Это тот самый долг и есть, о котором говорят, что он платежом красен. Еще как красен — цветом своим кровавым!

Добираясь на метро к Машиному дому, Гарик ощущал себя в переполненном вагоне рыбешкой, заживо закатанной в консервную банку среди спрессованной массы себе подобных. Лихорадочное желание поскорее встретиться с американским фраером заставляло его существовать совсем не в том временном измерении, в котором катила по своим делам остальная публика. Люди читали, переговаривались вполголоса, изучали рекламные нашлепки, пялились в темные окна на свои отражения, а Гарик поминутно поглядывал на часы и думал, что если бы остаток жизни ему довелось провести в таком же замедленном темпе, то умер бы он не от болезней и старости, а от невыносимой тоски. И выражением глаз он был схож с волком, угодившим в клетку.

— Станция «Пушкинская»! — торжественно провозгласили динамики. — Переход на станцию «Тверская». Просим граждан пассажиров не оставлять в вагонах…