Читать книгу "Герой не нашего времени. Эпизод 2 - Дмитрий Полковников"

– Ну и бардак!

– Не говори, мы лишь недавно порядок начали наводить, – тяжело вздохнул Иволгин. – Но знаешь, я тебе партбилет сразу выдал бы.

У бывшего полковника глаза поползли на лоб.

Панов жил в проклятую эпоху перемен, постепенно забывая времена до перестройки. Что, не было тогда на улице радостных лиц? Были, есть и будут всегда. Люди рождались, умирали, мечтали, любили, радовались и огорчались. Ходили в гости, традиционно и не совсем, заканчивали субботники. Но… о вихрях яростных атак только пели.

Очень хорошо и приятно дремалось где-то в заднем ряду, под привычные и знакомые с детства слова. Такой молодой Ленин с курчавой головой вёз саночки куда-то вдаль. Вечная битва за светлое будущее постепенно свелась в быт. Люди ко всему привыкают. Бытие определило сознание.

Нет, караул не устал, не ушёл – он заснул. А в 1989 году, под конец перестройки, на катер Панова ветер перемен принёс журнал «Молодой коммунист» с задумчивой обезьянкой на обложке и подписью: «Каким ты стал сегодня, человек»[78]. А потом грянуло…

Пока Иволгин заседал, наверное, в первых рядах, на батальон откуда-то сверху спустили артиллерию. Оружейной бригаде привезли пушки. Шесть штук, для установки в дотах.

Комбат зло посмотрел на продукцию Кировского завода. Смеётся, что ли, кто-то над ним? Нет, вещь отличная, но где взять время, чтобы засунуть их все в боевые казематы его бетонных коробок?

Казематная пушка Л-17 калибром в 76 мм весила почти восемь тонн. Вещь! Даже немцы трофей ценили, ставя его себе в доты. А боеприпасов – хоть залейся, подходит любой выстрел к русской трёхдюймовке.

– Успеете за два дня? – спросил Ненашев немолодого бригадира оружейников.

Очень хотелось, чтобы успели. Каждая пушка тогда будет строить трёх. Подавить её нелегко, и калибр, по делу, серьёзный. В вопросе капитана надежда победила опыт – а вдруг?

– Да вы что, дня четыре на каждую. Кран такой грузоподъёмности у нас один.

Капитан тяжко вздохнул, чудес на свете не бывает.

– Что на границе творится, в курсе?

– Конечно, давно в курсе. Работаем рядом. Глаза, уши есть, и голова на месте. Давно рабочие гадают, решатся или не решатся фашисты начать войну этим летом. А военные их всех за дураков держат. Чуть спросишь, сразу постное лицо и слова: «Там их тракторы гудят». Нет, мы, конечно, верим!

Значит, и здесь сапёры и бойцы из УРа норки для сусликов копают. Но этот капитан хотя бы своим не врал, а молчал и скрипел зубами от злости, страшно гоняя народ.

Бригадир посмотрел на свою чёрную от масла и смазки руку и буркнул неопределённо:

– Одну попробуем, но без гарантии.

Максим перебирал в уме всё, что помнилось о дотах 1941-го. В памяти резко всплыла фотография с полуодетым немцем около нашей Л-17. Та стояла на фундаменте и в мощной раме, прикрывавшей расчёт с фронта.

Но он чуть подправит идею предков. Куда-то же придётся деть в последнюю ночь эту груду неустановленных бронированных дверей и противоштурмовых решёток. Вот тогда только прямое попадание выведет орудие из строя.

– Не надо трудового энтузиазма. Я понимаю, вопрос в вашей компетенции. Пока не подпишут акты сдачи-приёмки – пушки ваши. Но можно не успеть. Орудия через сорок восемь часов должны быть готовы вести огонь. Давай решать: я выделю людей, и не простых – командиров и сержантов. Ребята квалифицированные и опытные, – капитан улыбнулся, – в смысле, могут грамотно подать, принести и даже прикрутить что-то на место. Вместе поработаете. А мы их, по готовности, трактором растащим на позиции, рядом с дотами, где намечен монтаж. Пусть там, а не вместе постоят.

– Надо запросить разрешение у руководства, – на всякий случай заартачился собеседник, вытирая паклей замасленные ладони. Капитан подбивал его на нарушение технологии, отвечать же придётся не военному, а бригадиру своей головой.

Максим вздохнул: как убедить человека? Мастер никаким боком к батальону не относится. Гражданский специалист, пошлёт в сердцах куда подальше и будет прав.

Словно помогая комбату, в небе ударила шальная пулемётная очередь[79].

– Воздух! – проорал наблюдатель.

Ненашев буквально вбил бригадира в «сквозняк» дота. Как-то не геройски, телом. Не он один. На рефлексах в окопы и траншеи попрыгали все, но бойцы пулемётного батальона быстрее.

На немецкую сторону со снижением уходил небольшой самолёт с неубирающимися шасси, а преследовавшие его истребители разворачивались обратно.

«Хеншель-126», – машинально определил Панов.

Ох, увидит Ненашев одного интеллигентного типа в круглых очках, сразу попросит сменить вывеску. Дабы не путали после близорукие люди аббревиатуры НКВД и НКИД.

10 июня 1940 года по линии Комиссариата иностранных дел СССР подписал с Германией конвенцию по решению пограничных конфликтов. Пограничники строго соблюдали международный договор с пока ещё дружественным соседом. Но товарищ Берия почему-то стал «трусом и предателем», запретив стрелять по немецким самолётам. По любому инциденту стороны были обязаны заявлять друг другу протест и разбираться вместе. Воздушных нарушителей предлагалось сажать, мало ли, заблудился или подвела техника. Тогда пилота и самолёт возвращали обратно. И большинство претензий немцы признавали, подчёркнуто уважительно относясь к соседям[80].

Существовал и другой, легальный путь. Видимо, из-за неуёмной жадности Геринга штурманам бомбардировщиков приходилось постоянно подхалтуривать пилотами пассажирских рейсов «Люфтганзы». Сегодня у кого-то не выдержали нервы. Или слишком близко к разведчику подобрались самолёты большевиков, или очень наглым был фашист, перешедший на бреющий полёт ровно над позициями батальона Ненашева.

– Да чтоб у тебя керосин, сука, кончился! – погрозил вслед кулаком бригадир, вызывая изумлённый взгляд Максима.

– Знаешь, отец, руководство руководством. Твоё право. Но мне здесь ровно через два дня немца встречать. Каждый ствол нужен. Прибудет начальство – вали всё на меня. Мол, оружием угрожал, лицом по земле возил. Топтал, наконец. – Максим поймал ответную усмешку. – Как закончите, сразу готовьтесь к эвакуации. Чтоб по первому свистку чемоданы схватили – и на восток. Сухпайком дня на три вашу команду обеспечу. А ещё запрос всё же пошли, но на бумажке.

Оружейник пристально посмотрел на капитана и вновь покосился на небо. Да, не шутит и точно знает, что не успеют рассмотреть его бумагу.