Читать книгу "Антиквар - Марина Юденич"

И подумалось даже: «Опять эта чушь! Сколько ж можно?»

И вспомнилась мокрая сирень — нужно было все же наломать букет.

Хотя…

Он чуть не подпрыгнул на табуретке.

К черту сирень!

Есть подарок посерьезнее!

Настоящий, можно сказать, подарок.

Метнулся в прихожую, впотьмах нащупал пухлый портфель — в расстройстве швырнул небрежно прямо у двери.

— Нин, ты, смотрю, картинки собираешь?

— Репродукции, Коленька. А что?

— Ну-ка взгляни, вот. Такая пойдет?

— Господи, Коля, откуда это?

— Да все оттуда же, от комбрига Раковского, будь он неладен со своей крестьянской фамилией. В общем, забирали сегодня его и жену. Мальчонку в детский дом оформили. Квартиру, надо думать, займут не завтра, так послезавтра. С вещами, как водится. Так что мы с ребятами прибрали кой-какие безделушки. Руководствуясь принципом социальной справедливости, так сказать.

Сама понимаешь, по мелочи — статуэтки там всякие, вазочки, лампу настольную, а мне картина эта на душу легла. Вроде ничего в ней такого нет — барышня в сарафане. Так? Без рамы опять же… А глаз радует.

— Это холст, Коля. Это может быть чья-то работа, я имею в виду — известного художника. Хотя, конечно, в таком виде понять сложно. Тебе ничего не будет за это?

— Глупости! Ценные вещи комбрига Раковского описаны, изъяты и сданы по описи куда следует. Хотя, честно говоря, больше они ему не понадобятся. Никогда.

— Знаешь, Коленька… у меня какое-то странное чувство, будто я уже видела этот портрет. — Правда, давно.

— Может, в музее?

— Нет. Не в музее. И вообще не на свету, ну понимаешь, висящим, как положено, на стене. Нет-нет. Где-то в полумраке, в пыли, среди старых вещей… Что-то такое всплывает в памяти. Может, у старьевщика? Мамочка ходила к одному старьевщику в Воронеже, продавать наши вещи. Там были какие-то картины, прямо на полу, впотьмах, в каком-то подвале. Нет, не помню.

— И оставь. Не забивай головку. И без того досталось сегодня.

— И вправду — сегодня. Утро уже. Господи, Коленька, ты ж не ел ничего!

Она сорвалась с места.

Засуетилась, загремела посудой.

Яркое майское солнце заливало крохотную кухню.

Струился в распахнутую форточку свежий ветер, доносил со двора запах цветущей сирени, бензина и жареной картошки.

Москва, год 2002-й

Призрак «Душеньки» явился снова.

Впервые за двадцать лет.

Единственный.

По слухам, упорно циркулирующим в определенных кругах, коллекция Непомнящего была благополучно отправлена на Запад.

И там канула в закрытых частных собраниях.

Не правдоподобно быстро, беззвучно и бесследно.

Начав работать с западными партнерами, выезжать на мировые аукционы, салоны и прочие антикварные сборища, Игорь Всеволодович, естественно, наводил справки. И часто встречал понимание.

В разных странах ему пытались помочь разные люди, в том числе очень влиятельные и весьма искушенные.

Они, собственно, и вынесли вердикт: «Странное преступление. Очень странное. Не стоит его ворошить. Ей-богу, не стоит. Мертвые — в земле, и это еще один повод вспомнить о том, что жизнь дается однажды».

Надо признать — он и сам думал так же. И это были основательные, взвешенные не однажды, спокойные и, пожалуй, умиротворяющие мысли.

Сейчас в голове Игоря Всеволодовича творилось нечто невообразимое.

Все — к одному, нет у нее никакой «Душеньки»!

Тем более необходимо разобраться, кому понадобилось так изуверски мистифицировать его именно теперь.

А может, никаких мистификаций, и «Душеньки» тоже нет — несчастная, свихнувшаяся женщина пытается привлечь к себе внимание или, того проще, наскрести на пропитание?

Что там сумасшедшая старуха! Он и сам сейчас был несколько не в себе. Однако железной хваткой вцепился в тощий локоть незнакомки, едва не волоком тащил ее прочь, подальше от людных залов.

Маленький бар на первом этаже, слава Богу, работал. Затаившийся в лабиринте узких коридоров, он был потерян для широкой публики — и это, похоже, всех устраивало.

В обычные дни здесь попивали кофе, или — по случаю — что придется, реставраторы и приемщики из багетных мастерских, девушки из киосков, продавцы антикварных лавок — словом, местный люд.

Сейчас — вследствие салонного столпотворения — народ, надо полагать, был при деле, а бар — совершенно пуст.

Это было везение номер один.

Если не считать всего прочего, но этого Heпомнящий твердо решил всерьез не принимать.

Пока.

Решение, похоже, было правильным — ибо, приняв его, Игорь Всеволодович несколько успокоился, сразу вспомнил про хитрый, потаенный бар и почти галантно предложил женщине выпить кофе.

— Чаю. Я пью чай. — Она отозвалась так поспешно, словно он собирался испить кофею немедленно, прямо в толпе, сквозь которую они пробирались.

В баре он спросил ей чашку чая, себе — кофе и, разумеется, коньяку, хотя приличного не оказалось. Но сейчас это было не существенно — нужно было окончательно прийти в себя.

Коньяк помогал — проверено многократно.

Помог и теперь.

Было не до церемоний, да и коньяк того не стоил — Игорь Всеволодович осушил содержимое низкого пузатого бокала залпом Остро обожгло горло, но сразу же приятное тепло разлилось в груди, и он уже с удовольствием отхлебнул кофе, достал сигарету, затянулся глубоко.

Наваждение проходило, отгородясь струйкой дыма, он разглядывал незнакомку беззастенчиво, в упор.

На вид женщине было лет пятьдесят, хотя вполне возможно, что меньше: нужда и болезни не красят — это известно.

Она болела, возможно, не тяжело, но долго и, главное, со знанием дела.

Есть такие люди — не нытики отнюдь и не любители болеть, чтобы жалели.

Эти несут свой крест стоически, о болезни говорят охотно, но — подчеркнуто иронично, досконально изучают все написанное по этому поводу — и потому сами себе диагносты, лекари и фармацевты.

Еще они обычно помешаны на гигиене, отчего руки моют бесчисленное множество раз на дню, а столовые приборы в общественных местах непременно протирают салфеткой.

Вдобавок от них обычно слабо пахнет лекарствами или какими-то травами. Разумеется, лечебными.

От нее — пахло.

Впрочем, легкий запах был приятным, горьковатым и каким-то летним.