Читать книгу "Изверг - Эмманюэль Каррер"

Еще он говорит, что хотел оставить письмо для Флоранс, которое она нашла бы после его смерти, и за эти дни между Рождеством и Новым годом набросал множество черновиков. Не только писал, но и наговаривал на кассету, сидя в машине с маленьким магнитофоном: «Прости, я не достоин жить, я лгал тебе, но моя любовь к тебе и к нашим детям — не ложь…» Он так и не смог. «Всякий раз, начиная, я представлял себя на ее месте, как она слушает, и я…»

Он сдавленно кашляет, опускает голову.

11

Последнюю неделю он чувствовал себя отупевшим и изможденным. То и дело задремывал — на диване, в машине, в любой час. В ушах у него стоял гул, словно он нырнул на дно моря. У него болели мозги, хотелось извлечь их из черепной коробки и хорошенько промыть. Вернувшись из Страсбурга, где они встречали Новый год у приятелей-врачей, Флоранс затеяла стирку; он сидел в ванной и смотрел, как за стеклом стиральной машины в горячей воде крутится, мягко шлепаясь, белье. Там были его рубашки и исподнее, пропитанные гадким потом, вещи Флоранс и детей, маечки, пижамки со зверюшками из мультфильмов, носочки Антуана и Каролины, которые потом так трудно было различить. Их перемешанное белье, перемешанное дыхание, мирное, безмятежное, в тепле уютного дома, укрывшего всех четверых от зимней ночи… Как это, должно быть, хорошо — возвращаться вместе домой в первый день нового года, дружной семьей, в «рено-эспас», мерно урчащем на заснеженной дороге; добраться поздно, нести на руках уснувших детей наверх, помочь им раздеться — ну-ка, живо в постель! — и перерыть все сумки в поисках плюшевого зайчика, без которого Антуан не засыпает, и вздохнуть с облегчением, а то боялись, что забыли его в Страсбурге, и слушать, как посмеивается Флоранс, смывая косметику: ну тебе повезло, сейчас ехал бы за ним обратно; последним умыться в ванной, отделяющей комнату, где спят дети, от их спальни, где ждет его под пуховым одеялом Флоранс. Отвернувшись, чтобы не мешал свет, она возьмет его за руку и уснет, а он еще почитает. Теплый и ласковый семейный уют. Они думали, что он теплый и ласковый. Но он-то знал, что внутри все прогнило, что каждый миг, каждый шаг и даже сон подпорчены гнилью. Она росла в нем и мало-помалу разъела все изнутри, хотя снаружи это и не было заметно, но теперь не осталось больше ничего, кроме этой гнили, ее так много, что под ее напором скоро треснет скорлупка и она выползет наружу. И они окажутся нагими, беззащитными, в холоде и ужасе, и это будет единственная реальность. Но пока они ничего не знали. Он тихонько открыл дверь, на цыпочках подошел к детям. Долго смотрел, как они спят. Нет, он не мог этого сделать. Они никогда не узнают, что он, их папочка, это сделал.

Воскресенье они провели «У большого глухаря», в их излюбленном шале на перевале Фосий. Флоранс, отменная лыжница, учила детей кататься. Под ее присмотром они освоили практически все склоны. Он тем временем читал, оставшись в зале ресторана, куда семейство вернулось к обеду. Антуан с гордостью рассказывал, как он съехал по самому сложному спуску и на одном трудном повороте чуть не упал, но все-таки удержался. Детям разрешалось заказывать огромные тарелки жареной картошки с кетчупом, отчасти поэтому они так обожали «Большого глухаря». Еще в машине, пока ехали, они всю дорогу повторяли: «А можно будет нам картошки? Можно будет нам картошки?» Флоранс отвечала: можно, а дети не унимались: «А можно будет добавки? Можно по две тарелки? По три тарелки?»

В понедельник утром ему позвонила мать, очень встревоженная. Она только что получила банковское извещение с указанием дефицита в 40 000 франков. Такое случилось впервые, она не решилась заговорить об этом с мужем, чтобы не волновать его. Он сказал, что все уладит, сделает перевод с другого счета, и мать повесила трубку, ни о чем больше не беспокоясь, как бывало всегда, стоило ей поговорить с сыном. (Письмо с уведомлением о закрытии счета пришло через неделю.)

Он извлек из книжного шкафа свой экземпляр книги Бернара Кушнера «Чужое горе» с дарственной надписью, которую получил на встрече с автором в женевском книжном магазине («Жан-Клоду, единомышленнику и коллеге по ВОЗ. Бернар»), поехал в аэропорт, купил флакон духов и вылетел двенадцатичасовым рейсом в Париж. В салоне, где он узнал среди пассажиров министра Жака Барро, написал короткое письмецо Коринне: «…Я должен на этой неделе принять важные решения. Я счастлив, что в субботу увижусь с тобой. Это может стать прощанием или новой отсрочкой — ты сама решишь» — и отыскал в книге Кушнера место, потрясшее его когда-то — о самоубийстве друга юности. Принимая в строго определенной последовательности препараты, которые в сочетании убивают наверняка, он позвонил любимой женщине, чтобы ежеминутно держать ее в курсе своей агонии. У нее был только один аппарат, и она знала, что, если повесит трубку, чтобы вызвать «скорую», он тут же введет себе роковую дозу. Ей пришлось выслушать прямой репортаж о смерти.

Надеясь, что Коринна прочтет и поймет, он вложил письмо между этими страницами и оставил книгу и духи в ее приемной. Он не помнит, что еще делал в Париже, и, учитывая поездки на такси туда и обратно, вряд ли успел что-нибудь еще, поскольку в Женеву он вылетел в 16.30, чтобы успеть в Ферне до закрытия гаража. После продажи BMW он взял напрокат «рено-21», потом «эспас», который, по его собственным словам, «изучил до последнего винтика». Теперь ему хотелось снова пересесть на «седан». Поколебавшись, он остановил свой выбор на зеленом BMW с большим количеством опций и на нем вернулся домой.

Во вторник он не поехал на работу. Они с Флоранс отправились в Ферне за покупками. Она уговаривала его купить новый костюм, ему же приглянулась теплая куртка за 3200 франков. По мнению продавщицы, выглядели они образцовой четой: время есть, деньги есть, и ладят отлично. Они забрали из школы детей и Софи Ладмираль, которая должна была в этот день ночевать у них. Флоранс отвезла всех троих домой, высадив Жан-Клода у аптеки Коттена. Все утро он провел за изучением книги «Самоубийство — способ употребления» и справочника лекарств Видаля, отверг препараты, вызывающие мгновенную смерть — цианиды, вещества на основе кураре, — и остановился на барбитуратах, которые, в сочетании с противорвотным средством, рекомендовались желающим с комфортом уснуть и не проснуться. Они нужны ему, объяснил он Коттену, для опытов по культуре клеток. Коттен мог бы удивиться, что ученый покупает в аптеке препараты, которые по идее должны предоставляться ему в лаборатории, но он не удивился. Будучи коллегами, они вместе просмотрели различные варианты и выбрали два барбитурата, к которым для пущей надежности Коттен предложил добавить раствор его собственного изготовления на основе фенобарбитала. Все будет готово в пятницу, устроит? Его устроило.

Вечером он, держа на коленях крестницу, читал детям сказку. В среду с утра не было уроков, а накануне их с трудом удалось угомонить, поэтому встали они поздно и играли в пижамках до самого обеда. Он уехал в Лион. В 14.08 взял в банкомате на площади Белькур 1000 франков, в 14.45 еще столько же. В промежутке, по его словам, дал банкноту в 500 франков бездомному бродяге. Потом зашел в оружейный магазин и купил электро-шокер, два баллончика со слезоточивым газом, коробку патронов и глушитель для длинноствольного карабина 22-го калибра.