Читать книгу "Сто тысяч заповедей хаоса - Галина Артемьева"

– Надеюсь. Хотя – мне и этого вполне хватило для счастья. А тебя – знаешь – тебя мне поздравить не с чем. Она ж в любой момент свинью тебе подложит.

– Похоже, что так.

– Ты в курсе насчет десяти фунтов?

– Каких еще фунтов? – вздохнул несчастный супруг своей жены.

– Она в Лондоне, когда ты отошел, Егору подарила десять фунтов, типа – чтоб ни в чем себе не отказывал. Он не взял.

– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?

Макс разозлился, я это слышала.

– Позвони сам Егору и спроси. Он тебя наверняка не хотел огорчать, вот и промолчал. А эта твоя… Ириша – она учуяла, что он не расскажет. Психи – они чуткие, хорошо соображают, как и с кем себя вести. Только, знаешь, я не промолчу. Мне надоело. Со всех сторон обступили…

Я снова затряслась в рыданиях.

– Ты успокойся. Ты о ней больше не услышишь. Я тебе обещаю, – эти слова Макса прорывались ко мне, как сквозь пелену.

О чем еще говорить? Пусть сам с ней разбирается. Я прервала разговор и отключила телефон.

И что теперь?

Я знала, что просто так успокоиться не смогу. И тут я придумала: поеду-ка я в нашу поселковую парикмахерскую и постригусь наголо. Пусть мать послезавтра порадуется. И все остальные. Может, поймут, до чего меня довели. А не поймут, так хоть просто полюбуются – мало им не покажется.

Решено!

18. Прорвало

Поселок Юлькин – это вещь в себе. «Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок». Бедный Евгений… Скучал… В нашей деревне предусмотрены все удобства и развлечения, чтобы не заскучать ненароком на природе. Конечно, всем желающим обеспечен дачный загородный покой. Но стоит пройти минут двадцать по проселочным дорожкам, как открывается вид на шопинг-центр, в котором имеются и магазины, и ресторанчики, и фитнес-клуб, и салон красоты с парикмахерской. Все заведения работают круглосуточно.

Надо сказать, что пешком туда являться хоть технически и вполне можно, но считается дурным тоном. Обитатели подъезжают в таких каретах – царям не снилось. И правильно: надо же окружающим показать, кто ты, сколько стоишь, какого в связи с этим требуешь к себе почтения.

Цены на все в этом торговом раю анекдотически-фантастические, из-за чего меня поначалу разбирал нервный смех. Кто же это тут покупает? Однако – покупают. Целыми телегами. И горделиво вышагивают к авто, демонстрируя окружающим собственное процветание и благоденствие.

В самом начале жизни тут я, присмотревшись, обнаружила и вполне дешевые продукты: обычное молоко, капусту, морковь, картошку, яйца. И даже среди великолепных хлебов, изготовленных по французским и итальянским рецептам, можно было найти вполне доступный по цене кирпичик черного или батон белого. Ну правильно, сторожам и домработницам тоже что-то надо есть в этом раю. Иначе кто бы тут такие быдляческие продукты покупал? Я сама слышала, как красавица-мама объясняла прелестной дочке лет шести-семи, что вон тот вон хлеб брать никогда не надо: он для быдла. Не стесняясь, не понижая голоса провозглашала! И дочка внимала, училась жить.

О, как все поменялось в нашем бренном мире! Если бы я в своем детстве презрительно отозвалась о бедных, получила бы – от мамы по губам, а от папы выражение глубочайшего сожаления о том, кого же они умудрились вырастить.

– Все люди приходят нагими в этот мир, нагими и уходят. Все смертны. А потом – другой суд. Не тот, которым здесь себя судишь. Все мы равны перед тем судом.

Папа так говорил. Внушил на всю оставшуюся жизнь. Запечатлел.

Впрочем, каждый выбирает свой путь. Многие почему-то с радостью свернули со светлой дороги в мрачную чащу. Не мне судить.

В бьюти-салоне я пару раз уже бывала с Юлькой. Заезжали на маникюр-педикюр, расслаблялись в стильном интерьере. Раз в год я могла себе это позволить в те времена.

Сегодня, когда я решила навсегда распроститься с прошлым (то есть со своими длинными волосами, которыми так гордилась мамочка), мне было почти плевать на цены. Во-первых, деньги пока что у меня имелись. Ну даже если стрижка будет стоить немыслимо дорого, все равно – на бензин и сигареты останется. Я еще не притрагивалась к Юлькиным продуктовым запасам, не возникало такой острой необходимости. Но если что – с голоду не умру. Зато – они все увидят, до чего меня довели. Это того стоит.

И еще – теплилась в глубине души надежда на то, что бритье головы наголо не должно цениться как настоящая модельная стрижка. Тут же – чик-чик, вжик-вжик – и готово дело. Никакого мастерства не требуется.

Я припарковалась, отметив, что машин у салона, несмотря на позднюю пору, немало.

– Мне бы постричься, – обратилась я к администратору.

– Вам все равно, к какому мастеру? Сейчас все заняты, но скоро уже освободятся. А по записи больше никого нет. Выбирайте.

– Мне все равно. Кто первый освободится.

– Тогда подождите, пожалуйста, совсем чуть-чуть.

Я вышла на крылечко, вытянула сигарету из пачки…

Где-то далеко-далеко мычали коровы. Солнце уже закатилось, но горизонт светился всеми оттенками лилово-розового. Если поднять глаза к небу, чтобы не видеть наводящих тоску строений торгового центра, можно было наслаждаться красотой и гармонией космоса.

Я вспомнила наши с Мишей давние разговоры про космос и хаос. Как я по его совету читала Платона, его рассуждения о космосе, который, по мнению философа, есть гармоничный живой организм с разумной душой, и человек – часть этого организма.

Во всем этом – в красках неба, в ночном воздухе, в далеких звуках – таился, безусловно, глубокий смысл…

На стоянку, ревя, въехал огромный внедорожник. Из него выскочил совершенно лысый пожилой дядька в рваных джинсах и рубахе, не застегнутой на груди, но узлом завязанной в том месте, где положено находиться талии, косящий под лихого молодого мачо.

Навстречу ему из парикмахерской вылетело пулей существо – босое, в пижаме. Голова непонятного создания блестела от свежевыбритости.

– Ты украл у меня Париж! – завизжало существо голосом женщины в крайней степени остервенения. – Ты, мразь, украл у меня Париж!!! Вот, получай!!!

– Настик! Настенька! Асенька! – собирался с силами колосс, сумевший украсть целый город.

Асенька подскочила к дядечке и пнула его босой ногой по колену. Оба взвыли.

– Ты украл у меня Париж, гад! – выла Асенька.

– Уйййй! Зачем ты это сделала? Что ты с собой сделала? – стонал гад, пытаясь увлечь зазнобу в авто.

Они еще пообменивались репликами. Суть претензий лысой Асеньки сводилась к краже у нее французской столицы. Мачо в ответ все больше ожесточался. Видимо, дама его сердца уловила ожесточенные нотки в реакции на ее горе и поняла, что пора сворачивать представление.