Читать книгу "Осколки Русского зеркала - Александр Холин"

про разруху страны, про товарных колёс перестуки

и про то, как Россия поныне сгорает в огне.

Мне в упор говорят: вы сгубили страну, россияне,

под «Семь сорок», под марши, под новое шоу про секс,

и куда-то бредёте, как ёжики в пьяном тумане

на раздачу слонов, где к слону прилагается кекс.

Кто же шкипер у вас, расхреначивший шхуну о банку?

Кто же ваш машинист, эшелон закативший в тупик?

И страна превратилась в сиротский приют для подранков,

где все любят и помнят, и чествуют ленинский лик.

Мне уже не понять, то ли хвалят меня, то ль ругают?

Только болью страны пропиталось сознанье моё.

И я тоже бреду, ведь в тумане никто не летает,

и стараюсь понять:

в чём же истина и бытиё?

– Значит, понял?

– Что понял? – поднял брови Давид.

– Ты же только что сказал, дескать, стараешься понять, в чём же истина и бытиё, – терпеливо объяснила девушка. – Выходит, понял, где собака порылась и можешь поделиться открытой истиной с окружающими?

– Такое можно понять только после пятого стакана, – вздохнул парень. – Истину и бытиё старается понять каждый, когда задумывается: зачем он пришёл в этот мир. Я понимаю и принимаю твой сарказм, потому что сам давно уже не верю витийствующим демократам и иже с ними. Но ты правильно отметила, что я «стараюсь понять: в чём же истина и бытиё?». Стараюсь, значит, у меня ещё есть время на осознание увиденного, услышанного и усвоенного. Поэтому, перед тем как мы с тобой встретились, я искал на Мясницкой дом графа Черткова, приятеля Льва Толстого. Я тебе уже пытался рассказать об этом. Дело в том, что потомок графа подарил России огромную библиотеку. Книги хранятся в подвале этого дома и, сомневаюсь, что старинные фолианты содержатся в хороших условиях. К тому же, ходит слух, что в библиотеке Черткова хранятся некоторые манускрипты из библиотеки Ивана Грозного.

– Что?! И ты молчал?!

– Стоп, стоп, – одёрнул девушку Давид. – Кто-то перебил меня и потребовал вместо рассказа о библиотеке откровения о личности. Или я что-то перепутал?

– Да, было, – призналась Вилена. – Только мне показалось, что ты пытаешься с помощью рассказа о библиотеке увильнуть от откровенности. Прости, пожалуйста!

– Господь простит, – улыбнулся Давид.

– А ты? – не отставала Чижик. – А ты можешь простить, или для этого нужно написать заявление в трёх экземплярах и ждать положенные тридцать дней?

– Можно и без заявления, – снизошёл парень. – Господь простит и я вместе с Ним.

Вилена поджала губы. Видимо, снисходительное прощение ей не очень-то понравилось, но на этом не стоило заострять внимание.

– Ну, чем же кончились твои поиски? – продолжила девушка.

– Я пришёл слишком поздно, – объяснил Давид. – Из ворот вышел какой-то охранник и прогнал меня. Признаться, видок у него был, как у какого-то вурдалака из Голливудских ужастиков. У меня даже мурашки по спине пробежали. Хорошо, что он отпустил меня живым, а то уже поздно было и на улице – никого. Я думал ещё, как бы в метро не опоздать.

– Так что ты скажешь, если мы сейчас соберёмся и попробуем вместе проникнуть в библиотеку? Тем более, что мне сегодня и завтра на работу не надо, у меня отгулы.

– Класс! – согласился Давид. – Даже не ожидал, что обзаведусь таким прекрасным помощником! Только давай приготовим на обед что-нибудь посущественнее, а то я голоден, как сорок тараканов. Не возражаешь?

Глава 5

Александр Благословенный сел в коляску и сильнее запахнул гражданскую шинель, но суконную фуражку одевать не стал, потому как коляска ещё находилась на территории Александро-Невской Лавры. Кучер отпустил вожжи, и кони резво понесли коляску к собору, где на паперти стоял настоятель митрополит Серафим, два архимандрита и вся братия в облачении. Священство вышло на паперть, дабы проводить отправляющегося в неизвестность Государя Всея Руси. Александр вышел из коляски и обошёл всех провожающих, заглядывая в глаза и пожимая руки.

– Помолитесь обо мне и о жене моей, – чуть слышно сказал он.

Затем Государь, еле сдерживая рыдания, рвавшиеся из груди, отвернулся, сел в коляску и велел кучеру:

– Трогай!..

Певчие, тоже вышедшие на паперть, запели: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достоянье Твое. Победы православным христианам над супротивныя даруяй и Твое сохраняя крестом Твоим жительство…».

– Слышишь, Илья? – обратился Государь к кучеру. – Это они мне отходную поют!

– Полноте, полноте, Ваше Императорское Величие, – отмахнулся кучер. – Они-де обязаны вас в дорогу проводить, вот и…

Кучер не успел договорить, привстал на козлах и рухнул снова, потому что впереди по тёмному небосклону над городом пронеслась ещё более тёмная комета. Лишь хвост у кометы змеился седыми проблесками, вздыбившимися в сторону Балтийского моря. И это было настоящее чудо. Такой кометы учёные мужи Запада и Востока ещё никогда не наблюдали! Если кто видел в эту ночь тёмную комету, пролетевшую над Санкт-Петербургом с запада на восток, то, скорее всего, не поверил глазам своим.[45]

– Ты видел! Видел! – вскричал Александр. – Вот тебе и благословление в дорогу! Как думаешь, что она предвещает?

Кучер перекрестился дрожащей рукой и обернулся к императору:

– Не к добру это, Государь, не к добру. Явно, Господь предупреждает. Может, вернёмся во дворец, всё-жаки?

– Поздно, братец мой, поздно, – сжал губы Александр. – Видно так Богу угодно… Погоняй, брат, лошадей. На постоялом дворе за Лиговкой меня уже дожидается Елизавета Алексеевна и граф Воронцов с генерал-адъютантом бароном Дибичем.

– Зачем же вы супругу в путешествие берёте Ваше Величество? – поинтересовался царский кучер. – Мне моя жена Матрёна Николаевна надысь поведала, что наш Государь на юг собирается, но один, без свиты.

– Так ли права твоя супруга, Илья? – вопросом на вопрос ответил император. – Елизавете Алексеевне надо здоровье поправить, а мне не в тягость ближнему помощь оказать.

– Так-то оно так, – хмыкнул Илья. – Только опять вам на пути следования встречи будут учинять, балы разные, парады.

– Нет! – отрезал император. – На сей момент ничего такого не предвидится. Поедем инкогнито. Впрочем, инкогнито, верно, не получится, но и встреч с проводами устраивать не позволю. Постой-ка…

Илья оглянулся. Коляска в этот момент выкатила на пригорок за околицей, и весь Петербург лежал как на ладони. Государь Всея Руси, стоя в коляске, всматривался в город, будто навеки с ним прощался. Знакомые с детства улицы, дворцы и особняки именитого купечества просматривались в это время, как будто окутанные петербуржским туманом, налетевшим со стороны Кронштадтского залива. Даже шпиль адмиралтейства виден был во всей красе. И в одно мгновенье, адмиралтейская игла будто бы покачнулась, также прощаясь навсегда с Александром Благословенным.