Читать книгу "Человек, который хотел выпить море - Пэн Буйокас"

25

Лес наконец-то расступился, и впереди показались красные ворота. Но Лукас им не слишком обрадовался. Он не стал показывать своих чувств, чтобы выудить у Спайруса нужную ему информацию, и все же печальный конец этого человека очень его огорчил. Огорчала Лукаса и собственная роль в этой истории, пусть его бывший шеф и был одним из самых малоприятных людей, которых он знал.

– Ах, – вздохнул он. – Я пришел сюда, чтобы исправить зло, а сам причинил страдания дочери, жене, лучшему другу и при этом усугубил свою вину. А лопату так и не нашел, не говоря уж о Зефире.

Тут он остановился. В кустах у ворот стоял трехколесный велосипед, очень похожий на тот, на котором он в детстве мчался быстрее ветра по широким ровным улицам Лакки. В том возрасте его сердце еще не знало горя и угрызений совести. На Лукаса нахлынула тоска по прошлому. Внезапно он заметил, что ветки на кусте покачиваются. Что за странность – ветра совсем не было, и ветви остальных кустов и верхушки деревьев и не думали шевелиться. Или за кустом кто-то прятался? Может быть, ребенок, который катался на этом велосипеде? Почему он бросил его тут? А может, его заставили?

Лукас, вытянув шею, заглянул за куст и увидел маленькую прогалину. На ней колыхался какой-то странный клубок телесного цвета. На первый взгляд ему показалось, что это огромные личинки, облепившие открытую рану. Тут же у него мелькнула мысль о ребенке. Если ребенок зачем-то забрел в эти кусты, то гигантские личинки просто съедят бедняжку живьем. Надо его спасать! Но чем дольше он всматривался в шевелящуюся массу, выискивая ребенка, тем понятнее становилась ему картина. Это были вовсе не личинки, а груда конечностей, лиц, грудей и животов, спин и ягодиц, живых и двигающихся в едином ритме.

Лукас невольно шагнул вперед. Теперь он видел, что это тесно переплетенные человеческие тела. Два ближайших тела кусали, лизали, стискивали друг друга, впивались одно в другое с каннибалическим пылом, но истекали не кровью, а только потом и слюной. Одна женщина перемещалась между телами мужчин, лежащих на спинах, и по очереди садилась на них верхом. Другая, также лежавшая на спине, женщина тянула первую к себе за волосы, а ее партнер, в свою очередь, просунул голову ей между ног, так что голова почти совершенно исчезла в ее лоне. Рядом с ними другая пара была поглощена совокуплением: широкая спина бритоголового мужчины поднималась и опускалась над женщиной, которая, приоткрыв рот и запрокинув назад голову, мотала ею из стороны в сторону.

– Мама? – нахмурился Лукас.

При звуке его голоса мужчина замер, затем медленно повернул бритую голову. Это был Бенито Муссолини.

– Лукас… – выговорила женщина, садясь. Ее глаза горели безумным огнем. Она быстро поднялась на ноги и одернула юбку. – Все в порядке, мой ангел. Я просто упала, и этот господин оказывал мне помощь. – И спросила, улыбаясь одними губами: – Почему ты не катаешься на велосипеде? И где бабушка?

Лукас повернулся и двинулся прочь.

– Подожди, моя радость! – воскликнула его мать. – Дай мне объясниться. – И прокричала громче: – Разбудите его кто-нибудь, пока он не рассказал все отцу!

26

И снова Лукас бежал, что только, кажется, и делал с тех пор, как попал в это место, где не ты управляешь событиями, а события управляют тобой. Как ни стремительно он бежал, его преследователь настигал его. И тогда Лукас вскочил на дерево и начал быстро карабкаться наверх, как не карабкался с тех пор, как покинул родной остров, даже еще стремительнее, чем в юности. Обдирая ладони о шероховатый ствол, он подтягивался на руках, продвигаясь к вершине. Достигнув ее, он сел на ветку – так высоко он еще никогда в жизни не забирался, – чтобы перевести дыхание. Сердце в груди неистово билось.

Внизу под деревом Муссолини, согнувшись в три погибели, сосал свой пупок. И пока он проделывал свои манипуляции, его тело не переставало раздуваться и расти. Лукаса это испугало так же сильно, как и собственное сердцебиение, зловеще сильное для его возраста. Он почти что уже собрался спрыгнуть с дерева вниз, чтобы проснуться. Зефира конечно же поймет его и даст ему новый шанс исправить ошибку молодости, которую он считал самой главной в своей жизни. Но его мать очень обрадуется, если он проснется, а радовать мать он хотел сейчас меньше всего. Мысль о том, что она обманывает отца – с отцом фашизма! – а сама не дает сыну поговорить с его детской любовью, причинила ему такую острую боль, что он крикнул:

– Тварь! Я отплачу тебе за свои мучения!

Мертвый диктатор оставил в покое свой пупок, посмотрел на него снизу и произнес:

– Ш-ш-ш.

Но Лукас не дал заткнуть себе рот.

– Те воскресенья, которые мы вдвоем с бабушкой проводили на Лакки, – продолжал он, словно мать могла его слышать, – были самыми счастливыми днями моих детских лет. Но ты и воспоминания о них умудрилась испоганить.

– Ш-ш-ш! – снова сказал Муссолини, на этот раз с такой силой, что закачались верхушки деревьев.

Лукас сжал коленями ветку, на которой сидел, и вцепился в нее двумя руками. Но ветер, поднятый выдохом Муссолини, быстро утих, грудь его сдулась, и тело снова приняло нормальные размеры. Он вновь припал к своему пупку, торопясь накачаться из него воздухом, чтобы сдуть Лукаса с ветки, и тот, свалившись вниз, снова вернулся бы в сознание.

Пока Муссолини раздувался, Лукас лихорадочно оглядывался по сторонам, ища путь к спасению, и взгляд его поймал какое-то движение на противоположном конце ветки. Сперва он принял это за листочек. Но вдруг разглядел, что это рука, которая высунулась из расщелины в скале, скрытой листвой. За рукой – Лукас едва поверил в такую удачу! – он увидел лицо Ариса! Его друг указывал на ветку, словно желая сказать, что она достаточно длинна, чтобы Лукас смог по ней перебраться к нему.

Увы! Ветка была слишком тонкой, на ней едва помещалась нога, и при мысли, что придется балансировать на такой высоте, у Лукаса закружилась голова. Но может быть, он сумеет проползти по ней к своему несравненному другу и спастись? И Лукас медленно пополз вперед. Но Муссолини угадал его намерения и начал дуть с таким ожесточением, что ветка, по которой полз Лукас, сильно закачалась, и он, застыв на месте, в страхе закричал Арису, чтобы тот летел ему на выручку.

Но Арис махнул рукой, демонстрируя несогласие, и Лукасу прочему-то подумалось, что он, должно быть, прикован.

А Муссолини вновь припал к пупку, не сводя глаз со своей жертвы. Лукас во что бы то ни стало должен был помешать ему накачиваться воздухом. Внезапно он вспомнил, что итальянский диктатор был очень падок на лесть. Оставалось только надеяться, что он, как и Спайрус, еще не усвоил приобретаемые в течение жизни уроки и не понял, что лесть в больших дозах опасна.

– Это вы, дуче? – крикнул Лукас, притворяясь удивленным, пока его мозг отчаянно подыскивал слова похвалы в адрес этого ужасного человека, губы которого еще хранили тепло прикосновений его матери. – Благодарение Богу, что это вы!