Читать книгу "Успех - Мартин Эмис"

Любой джентльмен встал бы со своего места и ленивой походкой подошел бы к столу Джен. Вы сами наклонились бы и попробовали открыть упрямую розовую ракушку, над которой трудились длинные пальцы Джен. Кто угодно наверняка взял бы пудреницу у нее из рук, сжал зубы и со смущенным удивлением обернулся бы к девушке, когда благоуханная коробочка открылась. Никто из смертных, тяжело дыша от возбуждения, не опустился бы на стул, когда она посмотрела бы на него, улыбнулась и воскликнула: «Тарзан!»

— Выпить не хочешь? — спросил я.

Она согласилась. Мы отправились в заведение на Фокс-стрит, популярный ветхий паб с темными мраморными стенами и печальными окнами. Я дополнил свой обычный гротескный спектакль, встав на цыпочки, чтобы протиснуться сквозь сидящих за стойкой, размахивая фунтовой банкнотой, безуспешно стараясь привлечь внимание фантастически медлительного и надутого хозяина, каждую минуту оборачиваясь к Джен, чтобы крикнуть ей что-нибудь вроде: «Потерпи немножко», «Он меня не видит» или: «О боже», пока наконец, разжившись пинтой пива и виски с лимонадом для дамы, я проследовал за Джен сквозь толпу одетых в костюмы мужчин, усадил ее за приличный угловой столик, а сам сбежал вниз, чтобы лихорадочно пописать, зачесать лысину, прежде чем вернуться к ней и нашим напиткам.

— Все в порядке? — спросила она.

И пусть говорят все что угодно — мне думается, я выглядел чертовски неплохо и действительно произвел крайне благоприятное впечатление. К счастью, на мне оказался мой лучший (то есть новый) костюм, и это был один из дней, когда я мог смотреть правде в глаза: у меня был не такой бледный и потрепанный вид, не такие искусанные губы, и волосы лежали довольно гладко. Мои руки тоже не так сильно дрожали — в самом деле, я три раза подносил ей спичку, тяжело и удовлетворенно дыша, когда замечал, что пламя относительно статично, — и голос мой не выдавал тех судорожных трелей, как на улице, стесняясь собственного желания. (Кстати, что до Джен, то она казалась мне ожившим поллюционным сном.) А разговор? Что ж, он тек сам собой. Он тек сам собой, с паузами, но не прерываясь слишком надолго.

Боже, это было так прекрасно! Нелепо — но я сразу же почувствовал себя изменившимся. В тот вечер по дороге домой (мост, подземка, улицы) я уже больше так жадно не пялился на каждую проходящую девицу, как если бы само их существование было болезненным fait accompli[7], направленным на меня и остатки моего достоинства. Красивая негритянка на Квинсуэй, обычный предмет моих диких фантазий, проверила мой билет, обменявшись со мною любезностями: я мог быть кем угодно другим, я мог быть вами. Свернув с главной дороги, я заметил парочку, тискавшуюся в грязном подъезде отеля, и по инерции отшатнулся было от них со злобой и отвращением, но тут же замедлил шаг и, подумав, пожелал им всего доброго. Сами улицы, которые на прошлой неделе выглядели как стертые кадры из ролика новостей, теперь казались приветливей, полные более разнообразных теней. Я помедлил в сквере — дружелюбные тени листвы пробегали у меня под ногами — и, заметив надвигающиеся огни спальни-гостиной, сказал:

— Да, я знаю. Конечно, она не станет. Знаю, знаю. И все же.

Я даже встретил Грегори на кухне (вот уж действительно великосветское общество); он выглядел щеголевато и явно куда-то собирался, но благосклонно задержался, пока я наливал себе выпить.

— Как жизнь? — спросил я.

— Занят по горло. А как у тебя дела?

— Никак. На работе — сплошной столбняк. И никого я до сих пор не трахнул, если ты это имеешь в виду.

— А ты не попробовал еще раз с этой ушастой малюткой?

— Джитой? Да, пробовал. И она снова не захотела.

— Сучка. Почему, черт побери? Что она из себя строит?

— Кажется, теперь я знаю почему. Она такая толстая, что позабыла, как сама же меня трахала.

— Чертово отродье. Как тебе кажется, почему они не хотят?

— Куда собрался?

— В город, к Торке, — ответил Грегори.

— Приятного времяпрепровождения. Пожалуй, стоило бы мне стать педиком, как ты.

— Благодарю. Останешься дома?

— Да, я…

Но он взял свой плащ и помахал мне.

— Спокойной ночи, — сказал я.

Я остался дома. До десяти пил виски, поужинал ветчиной и холодной фасолью из банки, потом долго отмокал в ванне и пошел спать. Горячие, будоражащие сны, полные желания и отчаяния, короткий период бодрствования между пятью и шестью, снова сон и что-то еще, произошедшее со мной в постели, пока я курил свою первую утреннюю сигарету, как если бы тело, которым я пренебрегал, снова пробуждалось к жизни.

В этот день я опять пригласил ее в паб, и она согласилась.

Другая, действительно остроумная уловка, к которой я прибег, состояла в следующем: посредством серии намеков, ненавязчивого лицедейства, двусмысленностей, умолчаний, уверток и лжи мне удалось внушить Джен впечатление, будто я трахаю, или привык трахать, или по крайней мере определенно трахнул Урсулу! Я понимаю, что подобное заявление спорно, однако я всегда придерживался той точки зрения, что, во-первых, вернейшей гарантией сексуального успеха служит сексуальный успех (первое невозможно без второго, а второе без первого) и, во-вторых, что личина сексуального успеха лишь слабо отличима от сексуального успеха как такового. (В-третьих, я и без того настолько замудохан, что это не может причинить мне особого вреда. Сексуальным успехом у женщин я не пользуюсь. Не пользуюсь — и все. Грегори, кстати, тоже. Просто он преуспевает в сексе.) Итак: бездумно прекрасная Джен крутится на своем крутящемся стуле; небрежно опершись на стол рядом с ней, продавец-стажер Теренс Сервис, чьи голубые глаза горят, чьи сильные руки сложены на груди, чьи рыжеватые волосы слегка растрепаны, энергично и без тени снисхождения говорит с цветком секретарского персонала, когда, ровно без четверти час, в комнату входит другая моя девушка, известная по имени Урсула, мой птенчик, чьи любопытные добродушные взгляды я позволяю Джен отметить, пока сам издаю длинное «у-у-у» уголком рта и виновато выпрямляюсь, чтобы представить их (только по именам), и, смущенно извинившись, выплываю вместе с Урс из дверей офиса — купить ей какой-нибудь сытной и питательной еды. (Кстати, это больше, чем сделал в последнее время Грегори. На прошлой неделе они провели вместе крайне томительные полчаса в сэндвич-баре рядом с галереей — он сказал, что не может оставаться дольше, и ему даже пришлось занять у Урсулы шестьдесят пенсов, чтобы расплатиться за ланч. Очень ободряюще. Надо будет разузнать правду насчет его работы.)

Так или иначе, я подозреваю, что уловка с Урсулой благотворно сказалась на юной Джен, которая не один, а даже два раза спрашивала меня о ней (не ревниво, увы, но с почтительным интересом) и несколько раз замечала, что она «действительно очень хорошенькая». (Девушкам всегда нравится, как выглядит Урсула, несомненно потому, что у нее нет сисек.) Я болезненно и с тоской воспринимаю всякое упоминание о ней.