Читать книгу "Любовь без слов - Наталья Нестерова"

– Может мама ко мне просто приехать, не за чем? – закрыв глаза, спросил Егор.

Присутствие жены он воспринимал как досадную помеху. Надя – как страж, заскучавший у ворот нирваны страж. Егору бы в нирвану, а стражу хочется языком почесать.

– Пропусти меня! – взмолился он.

Наде послышалось – «отпусти».

– Ну, спи! – со вздохом жена накрыла его пледом.

Хорошо-то как! Блаженство! Он бы сейчас на деревянных нарах, на голой холодной земле растянулся, а тут мягкая постель и подушка…

Ему так хотелось спать, что не мог уснуть.

Сегодня три вызова были к алкашам – якобы «с сердцем плохо». Снятие алкогольного опьянения и похмелья не входият в перечень услуг, которые оплачиваются по обязательному медицинскому страхованию. То есть для нас – мимо кассы. Сотрудники «Скорой» могут и должны развернуться и уехать. Мужиков жалко. Чего я их жалею, а не свой карман? Спать! Сейчас усну. Мысли – прочь! Алкоголь действует на людей по-разному. Один выпьет – и любит весь белый свет, становится добрым-добрым, до придурковатости. Я сам такой. Наутро стыдно вспоминать, чего наговорил и наобещал. Другой мужик под градусом начинает болтать, превращается в словоохотливого резонера, будет говорить и говорить, вещать и вещать, хоть до утра, пока не свалится, пока градус не упадет. Вась-Васич молчун, а как поддаст… Стоп! С чего я вдруг о проявлениях алкогольной интоксикации? Я же спать хочу! Как миллион китайцев на строительстве Великой стены. Китайцы? При чем здесь китайцы? Это все кофе, надо завязывать с ним. Мозг – как брага гуляет. Спокойно! Расслабляемся… Самые опасные пьяницы – агрессивные. Выпьет мужик – и кулаки в ход, нож, пистолет… подавай ему врага, сойдет и собутыльник, жена, случайный прохожий… сколько их, буйных, таких по тюрьмам сидит… А ты не пей, если знаешь за собой, что с катушек срывает! В прежние времена, наверное, таким бойцам цены не было – поднес ему чарку перед боем, он и пошел крушить направо и налево. Не те времена. Про времена-то – при чем? Я же спать хочу! Еще есть жуиры. Выпил – подавай бабу, лучше чужую, свежепознакомленную. Но в принципе – любую, только не свою. Виталька Филимонов как врежет спиртного, так у него выброс тестостерона, глаз блестит, хвост сучит… Какой хвост? У людей есть хвосты? Рудиментарность, ни разу не встречал. А Филимоныч – жуир. Жуир Жуирович Жуиров. Есть такое имя? Оно французское? Или абхазское? Моя Надюха вначале возмущалась, клеймила Витальку, а сейчас уже привыкла. Она славная. Знает, что если мой дружок поддал, то начнет клеить бабу, не взирая на собственную жену Лизу. Бедная Лиза… Это что-то из литературы? Не такая уж бедная, коли терпит Витальку. Женщины, они такие – терпят, когда им выгодно. Смешно было, когда в последний раз они у нас сидели. Филимоныч набрался, а вокруг никого из посторонних дам не имеется. Надька шепчет: «Представление начинается, не пропустите!» Филимоныч к ней и так и сяк, а она кокетничает, вроде бы повелась… Хохоту было!

Егор тихо рассмеялся и тут же услышал:

– Сыночек, ты не спишь? Извини, мне нужно уходить, а я приехала, чтобы поговорить с тобой.

– Да, мама! – Он разлепил глаза и приподнялся на подушке.

– Егорушка!..

В ее взгляде было столько любви – безответной, им, подлецом, неподпитываемой! Видится редко, звонит не каждую неделю, чаще – по делу, с какой-нибудь просьбой и еще когда болеют. Болеть мама с папой не любят, хотя объективно у них должен иметься букет хворей. Он, сын единственный, доктор называется, уже год собирается отправить родителей на комплексное обследование. Все некогда, все он занят. Скотина!

– Мамочка! – скривившись, жалобно пробормотал Егор.

– Я быстро. – Мама поняла его гримасу как нежелание разговаривать. – Или потом? В другой раз? Пойду…

Она умело и привычно… – черт подери, привычно! – прятала разочарование.

– Нет, нет, не уходи! Как вы… Как вы с папой себя чувствуете?

Он понимал, что его вопросы дежурные, что в его голосе нет теплоты и искренности. Но его чувство к родителям, глубинное и настоящее, сейчас было завалено многотонной усталостью.

– У нас все в порядке. Я приехала, чтобы сказать: мы согласны поменять нашу квартиру на меньшую. На разницу вы сможете купить новую машину.

Егор дернулся, как от внезапного штыкового удара, даже сонливость слетела.

– Это Надя предложила? – спросил он зло.

– Мы сами решили. Не хмурься, малыш, – ласково погладила его по плечу мама.

Врала она неумело, но прикосновения к сыну доставляли ей удовольствие, она улыбалась счастливо, точно вернулась в прошлое, когда Егорка был маленьким и время от времени позволял себя ласкать.

Он поймал мамину руку и поцеловал:

– Зачем нам новая машина?

– Не знаю, но если Надя хочет… – говорила мама, улыбаясь.

Она получила толику сыновней любви, она радостна, хорошее благостное настроение на несколько дней ей обеспечено.

– Мама, давай отложим это разговор?

– Конечно, ты устал, я пойду.

– Я к вам заеду вечером… или на днях.

– Конечно.

– Вы скучаете без меня?

– Нисколько!

– Мама!

– Очень! Я-то ладно, в любой момент подхватилась и приехала…

– Мама, ты приезжаешь только с очередными щедрыми дарами.

– Не выдумывай! Папа, да… скучает. Пусть не ты, хотя бы внуки… Тамара Геннадьевна почему-то ревностно относится, когда Гоша и Варя находятся у нас.

– Моя теща специфическая, ты понимаешь?

– Понимаю.

Короткий всплеск активности угасал, на Егора опять наваливалась дрема. Свинцовой тяжестью набрякшие веки, опустились. Егор почувствовал, что мама поцеловала его в щеку, но не услышал, как она вышла.

Тело было невесомым, слабым, безвольным. Поднять руку или дернуть ногой, не говоря уже об усилиях вроде приседания или поднятия предметов средней тяжести – немыслимо. В этом полнейшем бессилии была своя прелесть. Не могу – хоть режьте. Я свободен, потому что не могу. Живой труп. Как им, живым трупам, оказывается, сладко живется! Я уже сплю или еще бодрствую? Что-то мешает, режет, пилит… Жена Надя! Как она могла моих родителей подтолкнуть к обмену жилья? Затолкнуть маму с папой в конуру! Ведь старикам срываться с насиженного места противопоказано – стресс, который подтолкнет их к могиле. Она бы еще их в дом престарелых отправила! Или тещины происки? Я сплю и во сне все, как в жизни, – теща и жена, шерочка с машерочкой… Женщины, они такие – двигатели прогресса… Без них мы сидели бы в пещере, отдыхали после охоты на мамонта. Притащили тушу, смахнули пот с лица – разделывайте, дамы, а у нас законный отдых… Если бы возникало непереносимое желание к творчеству, рисовали бы на стенах пещеры или сочиняли балладу… Женщины женщинам рознь… Есть какие-то особые. Супруги и тещи. Этим подавай прогресс – грабли, тяпку, трактор, стиральную машину, памперсы… А есть просто женщины, без претензий и прогресса. Эти женщины… Как они называются? Не жены. Любовницы! Вот! Ей от тебя ничего не нужно, кроме того, что ты сам с удовольствием готов обеспечить. На первом этапе точно. Любовница! Что за прелесть этот сон, он мне гораздо больше нравится. У Витальки Филимонова есть пассия. Все знают: вызов на Комсомольскую семнадцать – это он к пассии. Все знают и молчат, принимают как должное. Виталька – многостаночник, умеет устроиться. Завидно. А у меня бы? Приезжаю в чистую квартирку, любовница в пеньюарчике, улыбка многообещающая, стол накрыт – с шампанским, со свечами… И никаких тебе героических тещ и сопливых детей…