Читать книгу "Обращение в слух - Антон Понизовский"

У меня вообще бабушка очень яркая личность. Дед-то из крепостных, у них вся семья такая — любители… А бабушка вообще никогда не употребляла. Она очень интеллигентная, не ругалась никогда матом, даже голоса никогда не повышала.

Когда они с дедом познакомились, решили совместно жить, дед говорит ей: «Переезжай ко мне».

«И вот жду-жду её, — говорит, — а она не идёт. Прихожу — сидит на чемоданах». Оказывается, бабушка дала себе слово: «Если он не придёт за мной, я к нему сама не пойду».

Он приходит: «Ты чё сидишь-то? я же тебя там жду!» Взял её чемодан — и она с чистой совестью, что он за ней сам пришёл, пошла к нему жить… Вот такой человек.

Всё детство мы прожили у неё: старшая сестра и я. Мать с отцом развелись, когда мне было три года, и после этого отношения не поддерживали. Воспитывала только бабушка нас: и косички, и завтраки, и уроки…

Жили бедно, конечно. Мама одна, и развалился Советский Союз… бедно жили. Я, естественно, после школы сразу быстрей работать (хотя училась очень хорошо). Потом приехала в Москву — и три года: пекарем, пекарь-кондитером…

Ну и как-то раз приезжаю в отпуск домой с Москвы.

А у нас из центра города, если чуть опоздаешь, автобусов нет — не уедешь. А я заболталась с девчонками и припозднилась. Смотрю: машина стоит, там знакомый парень за рулём, как раз с моего района.

Подхожу: «Андрей, довезёшь?»

А с заднего сиденья: «Ой, Тань, это ты что ли?» (Меня же в городе редко видят.)

Я говорю: «А там кто?»

И выходит такой высо-окий парень. Я говорю: «Это ты, что ль, Лёшк?!»

А мы учились с его старшей сестрой в параллельных классах.

Он так для меня всегда и был — младший братик моей подруги. Он ещё тогда маленький был росточком, а ещё он ушастый у меня, курносый, смешной… И на три года младше — я его никогда и как парня-то не воспринимала. А он всю жизнь был влюблён. Бегал на дискотеку, смотрел, с кем я танцую… Ну, мы смеялись, естественно… не то чтобы зло смеялись, а так: «Ну ла-адно!» — поцелуешь его в щёчку подойдёшь, за ухо потреплешь… Ну, чтобы не обижать…

И тут смотрю: вырос так, возмужал…

Довезли — а я проболталась по дороге, что завтра еду к бабушке в баню.

А это опять через весь город в другой район. У нас город растянутый Чебоксары, автобусы ходят редко, и на весь город одна автостанция. Так он с самого утра — в рубашечке, в брючках, весь такой накрахмаленный… А я только часов в пять вечера собралась.

Встретил меня как ни в чём не бывало: «Привет-привет! Погуляем на Волгу?..»

Потом только признался, что с самого утра там торчал. Ждал, когда я уже поеду-то через автостанцию эту…

И как раз у него день рождения — двадцать лет. База отдыха, всё: бассейн, Волга… Ой, столько было шашлыков, столько водки!.. Помню, двадцать шестого апреля шёл снег — а мы всей толпой в Волгу!.. И девчонки тоже, и все… Один такой толстый у нас в компании, самый последний заходит и про себя говорит: «Чё как дурак лезу?..»

А все кричат: «Кто не купается, тот не пацан!»

«Ну, я чё, не пацан, что ли?» — думает про себя. Короче, тоже скупнулся…

Потом кто-то надоумился ворон стрелять. Поехали домой за ружьём — их там пьяных милиция скрутила… То есть люди-то, в принципе, просто ехали ворон пострелять — но то, что в пьяном состоянии, и с оружием… Приезжают с фингалами — без ружей, с набитыми мордами…

На третий день просыпаемся — все в одном номере. Человек нас… сколько… пятнадцать, наверное, было — как там все уместились?..

Просыпаемся утром, глаза открываем — стучится кто-то, то ли охранник, то ли кто: «Ну вы чё? — говорит. — Собираетесь уезжать-то? На ночь сняли, — говорит, — а неделю уже тут гуляете…»

Мы такие: «Да мы б уехали, да не можем встать с будуна…»

Он: «Ну щас…» — и приносит ведро берёзового сока ледяного!

Мы все: «О-о-о-о!.. давай!..» — черпаем… Уже и водка опять пошла, и мужика этого тоже с собой…

Очень круто мы погуляли.

И вот, получается, двадцать пятого был день рождения, а где-то с двадцать седьмого пошла у нас совместная жизнь.

Он привозит меня в деревню к себе домой: «Вот это моя жена будет». Я от стыда в огород сразу с Ольгой (с сестрой его), травки полить: в дом-то стыдно зайти…

Ну как это: не замужем, нерасписанные, а он меня «женой» привёл? Даже в глаза стыдно было смотреть. И тут свекровь говорит: «Ну, идите в баню». Я помню, пот по спине полился: «Как так? сразу и в баню зовут…» Стыдно было, конечно.

Но он-то меня женой называл, а я-то его мужем — нет. Думала: надо ещё посмотреть на него… Проверяла.

Полгода мы не расставались, всё вместе делали… Помню, «ГАЗоны» из Нижнего перегоняли. А это ж трясёт, блин, до невозможности: приедешь, потом ещё сотрясение мозгов неделю лечишь…

Лес валил — я ему орешник рубила. У нас в Чувашии такие были дубравы! Сейчас-то уже не осталось: первый ряд леса — заходишь и пустота. Один орешник растёт, липки, осинки… Когда дали лесхозу свободу — всё сразу и повырезали.

Тогда делали как? кто хочешь, идёшь в лесхоз, покупаешь делянку. Тебе лесник помечает деревья, определённое число квадратов. А к лесу этому ни дороги, ничё: на «ГАЗонах», на «Уралах», с этими буксами — ну, вечно застрянет чего-нибудь, то дождь, то грязь… Потом надо эту делянку вычистить от орешника, выкорчевать все пни… И потом только дубы — распиливали, вывозили и продавали кругляк.

Сучки и орешники шли на дрова — и дубы, которые с кольцами. В семьдесят восьмом году много дубов замёрзло в Чувашии, и они с гнилыми кольцами. Там буквально миллиметровый слой, но когда пропускаешь на пилораме — на месте этих колец просто ломается доска. Поэтому с кольцами — тоже на дрова идёт. Таскали с ним и орешники, и дубовые плашки… все говорили: «Какая у тя невеста, какая у тя подруга!» А он хорохорился: «Это моя жена, а не подруга!» Ну чтоб не зарились…

Он у меня простой, работы-то не боится. На свадьбу надо было заработать — а там в Чувашии вообще работы нет. Он у меня вон и лес рубил, и навоз продавал, и жмуриков возил… В похоронном агентстве работал. Звонишь: «Чё делаешь?» — «Да со жмуриком в лифте едем!» Он же большой: тащить на девятый этаж не будешь. Поставишь его… (смеётся) Они там их как людей уже не воспринимали: «жмурики» и «жмурики»…

Навоз тоже продавал: лето, а у нас везде огороды, ажиотаж… Они там вдвоём с напарником лопатами нагребут: машина — семь тыщ! В общем, очень выгодное дело. Напарник потом свидетелем был на свадьбе. В костюме… Выпил, обнял его, и на весь зал: «Ну-у, продали мы с тобой говни-ищ-ща!» Мой — покраснел весь, позеленел: «Ты что? Тихо! Тихо!»

А после свадьбы сидим с ним думаем, куда поехать?

Поедем на юг — вернёмся ведь без копейки. Здесь в Чувашии работы нету пока… А, думаем, айда на север!