Читать книгу "Три сердца - Тадеуш Доленга-Мостович"

— Достаточно сравнить его хотя бы с Полясским, — пожал плечами Гого.

— Следует, однако, еще помнить, что они приятели.

— Вот именно. Мне кажется это странным.

— Потому что ты недостаточно знаешь пана Ирвинга. Видимо, пан Полясский, который знает его хорошо, открыл в нем качества, достойные дружеских чувств.

Гого ничего не ответил, но через несколько минут заявил:

— Я видел его машину. Шестицилиндровка, только и всего, а в довершение модель трехлетней давности. Не понимаю, что это — жадность или безразличие… С его баронством тоже не лучше: титул получил только его дед и, как заметил Полясский, за заслуги в области промышленности.

— А разве это важно? — спросила Кейт. — Я не понимаю, почему ты относишься к нему с такой неприязнью. Подобные чувства помешают тебе сблизиться с ним, а это ведь в твоих интересах.

Он усмехнулся с выражением недовольства.

— Ах, Кейт, как не идет тебе эта предусмотрительность, эта расчетливость, эти разговоры о делах, обо всех этих материальных вопросах.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что ты должна думать о цветах, о любви, о звездах или о чем-то подобном, во всяком случае, тебе вообще не следует забивать голову финансовыми проблемами. Или тебе кажется, что я не заметил твоего недовольства, когда давеча привез из Кракова роскошные розы?

— Да, признаться, хотя я была благодарна тебе, меня твой подарок не порадовал.

— Но почему?! — воскликнул он. — Разумеется, только потому, что они стоили дорого.

— Да, — подтвердила Кейт, — я не хочу, чтобы ты совершал траты, которые превышают наши возможности.

Кейт одновременно подумала, что Гого, похоже, совершенно не понимает очевидного факта, что подарки он делает за чужой счет, на деньги, которые дают ему из милости, и что поэтому ей стыдно принимать эти знаки внимания с его стороны.

Но Гого, по всей видимости, думал о чем-то ином, потому что внезапно развеселился:

— Ах ты моя бухгалтерша! — воскликнул он. — Не беспокойся по этому поводу, это должен решать исключительно я.

— А что ты оставляешь мне?

— Что? Люби меня! И это все. Люби меня и будь моей. Клянусь тебе, что для меня этого достаточно, и я буду абсолютно счастлив.

— Не думаю, — ответила она после минутного колебания. — И сожалею, что ты не задумался над другой стороной вопроса: была ли бы счастлива я, если бы моя роль ограничивалась положением гурии в раю.

— Кейт! — возмутился он не вполне искренне. — Разве я этого от тебя требую?!

— Но, однако, смысл сказанного тобой таков, — улыбнулась она, чтобы несколько смягчить резкость своего тона.

— Значит, я неудачно выразился. Я только хочу, чтобы ты не беспокоилась из-за материальных проблем. Эта забота принадлежит мне, и я министр сокровища, — он привлек Кейт к себе, — твой министр, потому что ты самое дорогое, бесценное и единственное мое сокровище.

На следующий день дождь лил как из ведра, и все встали позже обычного. Однако когда Кейт и Гого спустились около одиннадцати в салон, там уже были Ирвинг, Полясский и, наконец, Тукалло.

На первый взгляд он производил странное впечатление: импозантный и одновременно карикатурный. Тридцатилетний, высокий, широкоплечий, атлетически сложенный, определившийся в жизни, он высоко и гордо держал свою напомаженную голову. Одет он был с педантичной и, можно сказать, особой элегантностью, только яркий галстук, претенциозно завязанный, был в его костюме какой-то неожиданной эксцентрической выходкой. На лацкане пиджака красовалась эмблема ордена Почетного легиона. Прищуренные глаза смотрели с надменным безразличием, а сжатые губы выражали безграничное пренебрежение. Он выглядел как провинциальный актер-комик, которому поручили сыграть роль государственного деятеля, который должен через минуту перерезать ленточку какой-то выставки или принять делегацию строптивых граждан. Одновременно он казался грозным и смешным. Представился сразу и веско:

— Северин Мария Тукалло.

Говорил он немного в нос, а поздоровался, выпрямившись, не поклонившись и не поцеловав Кейт руки.

— Мария! — подчеркнул таким тоном, точно речь шла о чем-то весьма значительном.

— Никогда этого не забуду, — улыбнулась Кейт.

— Не сомневаюсь, — подтвердил он. — Кто хоть однажды столкнулся со мной, помнит меня всю жизнь. Некий блондин, с которым я общался единственный раз двенадцать лет назад не более четверти часа, регулярно дважды в год пишет мне письма, чтобы я выслал ему какие-то деньги, которые я как будто одолжил у него тогда. Внукам будет когда-нибудь рассказывать, что переписывался со мной до самой смерти!

— Значит, ты ему отвечаешь? — спросил Полясский.

— Нет. Я предпочитаю, чтобы эта переписка сохранила свой благородный односторонний характер, не признаю симметрии моральных эквивалентов. Представьте себе, господа, что это был бы за позор, если бы мне пришлось потрудиться по той лишь причине, что какому-то провинциальному кретину понравилось удостоить меня письма. Еще в молодые годы я выработал для себя принципы, которых буду придерживаться до тех пор, пока мне не захочется их изменить. Как раз тогда у меня на двери была вывешена табличка: «Долгов не отдаю, книг не одалживаю, на письма не отвечаю, просьба не плакать». Последнее предназначалось женщинам. К сожалению, табличка висела недолго, так как ее основой послужила крышка пианино, а хозяйка квартиры потребовала вернуть ее инструменту. Мне хотелось задушить бабу, но из-за занятости я отложил это дело до среды. Несчастная рассеянность! Когда я вспомнил о своем намерении в пятницу, баба уже была мертва: грибами отравилась.

— Значит, это благодаря грибам вы не стали убийцей, — заметил Гого, развеселившись от болтовни Тукалло и его невозмутимой серьезности.

— Совершенно верно, — согласился Тукалло, — я вообще грибам по жизни премного благодарен. Отношение грибов ко мне было всегда доброжелательным, но не скажу, что благоприятным. Люблю эти тихие создания. На одном гнилом масленке поскользнулся на охоте мой дядя. Разумеется, полный заряд дроби оказался в его голове. Собственно, это был единственный запас, который смог поместиться в его черепе за всю его долгую жизнь.

— А ты получил наследство? — рассмеялся Ирвинг.

— Небольшое, едва хватило на организацию похорон. Но я не падок на материальные блага. Мне достаточно морального удовлетворения. Обожаю похороны, да и вообще люблю, когда в семье что-то происходит: похороны, свадьбы и разбивание тарелок об головы — это те немногочисленные, к сожалению, события, которые вносят разнообразие в пошлость семейной жизни. А вы, я слышал, только поженились, — обратился он к Кейт.

— Да, но мы надеемся, что подобные развлечения возникнут не скоро.

— Понимаю, вы учитываете дороговизну тарелок. Экономический кризис и в этой области вызвал нечто типа застоя. Я не принадлежу к оптимистам, но надеюсь, что времена поправятся. Во всяком случае, супружество — полезная организация, несомненно является самым подходящим испытанным способом изгадить жизнь двум людям. Ничто так не склоняет человека к проникновению в высшие сферы абстракции, как разочарование в обыденной действительности. У меня был приятель, косоглазый, правда, так он после трех лет совместной жизни с женой поверил в существование Бога и даже склонен был полагать, что бальзам монахов помогает при тяжелом алкогольном отравлении. Это его и погубило: начал пить, в каждую рюмку водки подливая немного бальзама. Смесь и в самом деле была такой приятной, что он стал алкоголиком.