Читать книгу "Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон"

Поздно вечером леди Энн отправляется в постель с сознанием исполненного долга: она в очередной раз поддержала реноме родной державы. А в это время в Садовом домике — где по углам поют сверчки и ночные мотыльки слетаются на пламя свечи — старый лорд Макартни знакомится с последними депешами из Лондона. С чувством глубокого удовлетворения читает он, что Англия пока остается непобежденной.

В 1803 году Кап снова перешел в руки голландцев. Незадолго до этого чета Барнардов покинула Африку и вернулась в Лондон. На протяжении четырех лет они вели обычную столичную жизнь, а затем разразилась война с Наполеоном. Англия снова захватила Кап. Эндрю Барнарду предложили вернуться в Южную Африку вместе с лордом Каледоном, новым губернатором Капа. Он согласился поехать на полгода, оставив жену дома.

Хотела бы я знать, — вскоре писала леди Энн, — где это письмо настигнет Вас, мой возлюбленный супруг. Ах, Барнард, если бы все случилось заново, я бы ни за что не согласилась на разлуку с Вами. Не позволяйте Вашей миссии затянуться сверх оговоренного срока. Надеюсь, что во время плавания Вам будет сопутствовать попутный ветер и что он скоро принесет Вас обратно…

Увы, все сложилось иначе. Лорд Барнард тяжело заболел, однако еще в мае 1807 года он писал жене, пересказывая последние капские новости. В октябре, во время поездки во внутренние районы страны, он скончался и был похоронен на голландском реформатском кладбище неподалеку от Грин-Пойнта. Что касается леди Энн, она дожила до семидесяти четырех лет и даже в конце своей жизни сохраняла тот живой и доброжелательный интерес к окружающему миру, которым было отмечено ее недолгое пребывание на мысе Доброй Надежды.

8

Никогда не забуду тех волшебных дней, что я провел в сельской местности возле Кейптауна — среди фруктовых садов и виноградников, любуясь старыми голландскими фермами, которые сверкали на солнце белыми, словно заснеженными, стенами. В старину фермеры любили давать своим жилищам поэтические имена — например, «Велгемеенд», то есть «Исполненная лучших намерений»; или «Вергелеген» — «Удаленная»; или, наконец, «Морген-стер» — тоже красивое название, которое переводится как «Утренняя звезда». Точно так же, кстати, поступают и современные голландцы.

Капская ферма являет собой образец самого старого архитектурного стиля во всей Южной Африке. Отдельные черты этого стиля — подобно любимой музыкальной теме — сохранились и прослеживаются в работах современных архитекторов. В наиболее чистом виде его можно наблюдать непосредственно на Капе. Надо сказать, что стиль этот великолепно адаптирован как к местности, так и к жаркому климату Африки. По сути он является южноафриканским аналогом колониального испанского стиля в Южной Америке или же колониального английского в Каролине и Виргинии.

В семнадцатом веке обычная голландская ферма выглядела как скромное одноэтажное строение, в то время как дома богатых амстердамских купцов представляли собой шести- или семиэтажные здания обязательно с декоративным фронтоном, в котором размещались дополнительные чердачные помещения. Перебравшись в Южную Африку, голландцы вполне успешно соединили одноэтажную ферму с амстердамским фронтоном. Со стороны могло бы показаться, что это весьма неудачное сочетание — фронтон, располагающийся на уровне глаз. Однако на деле все вышло как раз наоборот. Пресловутый фронтон стал наиболее интересной деталью здешних ферм. Он служит украшением самых заурядных построек, придавая им неповторимую оригинальность.

Капская ферма — длинное многокомнатное здание, по размерам и пропорциям смахивающее на наши гемпширские амбары. По бокам у него симметричные фронтоны, которые повторяют очертания соломенной крыши. Третий же, самый большой фронтон высится в центре, над входной дверью. В нем располагается чердачное помещение, которое в старину использовалось как склад или как классная комната для детей. Стены фермы всегда сияют свежей побелкой, создающей ощущение приятной прохлады на ослепительном африканском солнце. Деревья, в основном дубы, насаживаются так близко к дому, что их кружевная тень отпечатывается на стенах. В нескольких ярдах от основного здания непременно стоит изящная белая арка с так называемым «рабским колоколом». На некотором удалении от дома размещаются хозяйственные постройки — конюшни, амбары, склады и виноградные давилки. Все здания выдержаны в едином стиле и тоже обязательно побелены.

Эти старые голландские фермы произвели на меня неизгладимое впечатление своей солидностью и чувством собственного достоинства. Там, должно быть, очень приятно жить, думалось мне. Все сыты и довольны, занимаются своим делом. Ходят неспешно, работают обстоятельно — ибо такие занятия, как земледелие и виноградарство, не предполагают спешки.

Одна из самых живописных капских усадеб — Хрут-Констанция, расположенная в двенадцати милях от Кейптауна. Здесь производилось вино «Констанция», очень популярное в Европе в восемнадцатом столетии. И хотя сама ферма сегодня превращена в музей, ее знаменитые виноградники сохранились и продолжают плодоносить. К дому ведет длинная дорога, обсаженная вековыми дубами. И когда вы приближаетесь к концу тенистой аллеи и видите перед собой ослепительно-белое здание Хрут-Констанции, даже как-то неловко вламываться в пределы фермы и нарушать ее идиллический полуденный сон.

Сторож проводил меня в просторный прохладный холл, являвшийся продолжением парадного крыльца. По обе стороны от него располагались комнаты с высокими потолками. Еще одна, центральная дверь вела в длинный салун — столовую по-нашему. В задней части дома располагались кухонные помещения и спальни для гостей. Все здание дышало простором и спокойным достоинством. Оно идеально соответствовало величественному духу семнадцатого столетия. Построивший его человек наверняка жил в прекрасном доме в Голландии и здесь, на южноафриканской земле, постарался воссоздать привычную атмосферу. То же самое происходило в Виргинии и Каролине, где переселенцы из Англии устраивали себе жилища по образу и подобию родных английских домов.

Закончив осмотр главного здания, я заглянул в хозяйственные постройки, где производилась и хранилась знаменитая «Констанция». Вино это относилось к разряду десертных и обладало столь приятным и своеобразным вкусом, что искушенные европейцы восемнадцатого века предпочитали его остальным напиткам такого рода. Наверное, виноделы меня поймут, если я скажу: своим непревзойденным качеством «Констанция» обязана тому парадоксальному факту, что некоторые виноградники дают великолепное сырье.

Отчего, неизвестно, ведь соседние виноградники — отделенные от данного всего лишь изгородью или канавой — ничем особым не выделяются. Существует, правда, мнение, будто здесь сыграл свою роль обычай скручивать стебли на лозе — дабы избежать чрезмерного роста побегов. В результате ягоды превращаются практически в изюминки. Вот они-то и идут под пресс. Якобы этим и объясняется богатый оттенками сладкий вкус местного вина. Если говорить о сортах, то здешний виноград относится к сортам мускат и мускат де фронтиньяк. Немалое значение для качества вина имела тщательность, с которой оно производилось и транспортировалось в Европу.

Кажется вполне естественным, что, скажем, Ричард Шеридан был большим поклонником «Констанции». Меня больше поразил другой факт: оказывается, Наполеон настолько любил это вино, что не мог без него обходиться даже в ссылке, и его верный спутник маркиз Лас Казас доставлял ему бутылки «Vin de Constance» прямо с винодельни. Говорят, будто бокал «Констанции» — последнее, что попросил опальный император перед своей кончиной на острове Святой Елены. В 1769 году имение Хрут-Констанция посетил известный французский мореплаватель Антуан де Бугенвиль, который также попробовал знаменитое вино за обедом. Приятно знать, что Южная Африка принимала у себя в гостях человека, чье имя столь изысканно увековечено на всех стенах страны.