Читать книгу "Последний защитник Брестской крепости - Михаил Парфенов"

Становилось страшно от осознания того, что всего лишь доля секунды, и человек — гармоничная созревшая личность, созданная Богом, — превращается в остывающий труп.

Русские простреливали мост и не давали возможности проникнуть на Центральный остров. Матиас узнал наконец, что ранее значительные силы вермахта вошли в Цитадель, укрепились в нескольких местах, даже установили пулеметное гнездо на колокольне, но потом русские яростно атаковали их, зажали в клещи и начали методично уничтожать. Попытки помочь попавшим в беду пехотинцам провалились, и они оказались в ловушке, отрезанными от своих. Очаги боев противоборствующих сторон внутри Цитадели так перемешались, что не существовало даже возможности поддержать немецких солдат артиллерией — связи не имелось, ни о какой корректировке огня речи идти не могло, и вероятность попадания по своим была слишком велика.

Некоторые красноармейцы не выдерживали и сдавались. Они выбегали из ворот с высоко поднятыми руками, сжимая в кулаке белую тряпку и размахивая ею над головой. В лицах сдающихся читались мольба и надежда на милость победителя.

Но за стенами Цитадели оставались и другие русские. Люди, не желавшие подчиниться Великой Германии. Укрывшись за толстыми стенами, они вели отчаянную и ожесточенную борьбу.

Матиас своими глазами видел, как один из группы сдававшихся солдат вдруг резко изогнулся и упал на мосту. На спине его расплывалось красное пятно. Следом повалился еще один с простреленным затылком. Из-за повсеместного грохота Хорн не слышал выстрелов, но догадался, что затаившиеся защитники крепости стреляют в соотечественников, с которыми еще недавно стояли в одном строю.

— Они палят по своим, — изумленно произнес Матиас.

— Отлично, — лениво отмахнулся Карл. — Сделают за нас работу.

Сколько мертвых пехотинцев теперь лежит у этих проклятых ворот?! Еще ужаснее, что там остались истекающие кровью, стонущие раненые, и никто не сможет им помочь, пока русские простреливают мост из башни. Раненые так и будут страдать, пока не умрут или их не прикончат враги.

Дрожь тела вдруг прошла сама по себе, страх исчез — Матиас почувствовал, как им овладевает жгучая ярость, как накатывает горячей волной ненависть к безумцам, засевшим за кирпичными стенами. Из-за них гибнут его товарищи, из-за их тупоголового упрямства. Зачем эти ненужные смерти, когда исход заранее ясен?! Зачем они огрызаются, ведь войска Третьего рейха им не остановить?! Их сомнут, раздавят, уничтожат. Они лишь мелкая заминка в истории Великого рейха, о которой даже не вспомнят. Пали к ногам Фюрера многие страны, и другим уготована та же судьба. Матиас вновь представил осажденный средневековый замок и ощутил себя закованным в сверкающие латы рыцарем — одним из многих сынов Великой Германии, которым суждено стать владыками мира…

Глава 9

Укрываясь за деревьями, красноармейцы во главе с Мельниковым выдвинулись в сторону Тереспольских ворот. Кожевников передал Мамочкину один из двух ручных пулеметов Дегтярева, доставшихся от отряда Черного.

— Справишься? — спросил он рядового.

— Постараюсь. — Мамочкин бережно принял пулемет и запасной диск

— Уж постарайся, — строго вставил Мельников, услышав их диалог. — Иначе под трибунал пойдешь.

Мамочкин удивленно посмотрел на старшину, но тот сделал успокаивающий жест «не волнуйся».

Нервы у всех были на пределе. У каждого бойца в голове роилось множество вопросов, на которые никто ответить не мог. А потому нервозное состояние Мельникова старшина прекрасно понимал. Без связи, без какой-либо информации о происходящем на границе старшему лейтенанту приходилось принимать серьезные стратегические решения, брать на себя ответственность за жизни людей.

Война, ничего не поделаешь. Короткое, емкое слово, а за ним боль, лишения, смерть близких людей, ярость, кровь и снова боль.

Группа продвигалась скрытно и крайне осторожно, стараясь избегать контакта с врагом. Фашистов видели только издали, но не трогали, даже если превосходили числом. Любая случайная стычка с немцами могла полностью нарушить все планы.

Оставалось надеяться, что фашисты не сгруппировали крупные силы у дороги к Центральному острову, не перекрыли мост. Это была важная стратегическая артерия, и, конечно, ей следовало обеспечить серьезную охрану, но поскольку основная часть Брестской крепости уже находилась в руках фашистов, они могли уверовать в свою победу и считать невозможными активные действия мелких групп красноармейцев Западного острова. Мельников рассчитывал, что мост будет охраняться малыми силами немцев.

— Постараемся использовать эффект внезапности, — напутствовал он бойцов. — Как они с нами, так и мы с ними.

— Не лучше ли переправиться вплавь и выбраться на острове в более спокойном месте? — не особо веря в план старшего лейтенанта, предложил Кожевников.

— Слишком рисково. На воде мы будем не только хорошей мишенью, но и сопротивления оказать никакого не сможем. Устроят нам «стрельбу по уточкам», как в тире.

Возразить Мельникову старшине было нечем — попадись немцам на глаза во время переправы, а вероятность того большая, события станут неконтролируемыми. На земле хоть отступить можно, а в воде ты совершенно беззащитен.

Показалась дорога. Она хорошо просматривалась, и Мельников приказал остановиться.

— Вон ваша казарма, можем пройти за ней, — сказал он Кожевникову, — и тогда достаточно долго будем оставаться незамеченными. После того как вы выбрались оттуда, там едва ли кто из немцев остался. Закидали все для верности гранатами и дальше пошли.

Кожевников прильнул к биноклю, с болью в сердце взглянул на развалины, еще вчера бывшие для него родным домом. Изнутри разрушенного здания в небо лениво поднимался дымок. Признаков жизни ни в казарме, ни вокруг нее не наблюдалось.

Вчера здесь кипела жизнь, все шло своим чередом и мелкие заботы казались тяжкими. Сегодня за считаные часы весь этот мир старшины разрушен и истоптан грязными сапогами фашистских захватчиков. Все самое светлое для него превратилось в пепел и руины. Еще вчера он был счастливым человеком, радовался встрече с любимой дочерью, строил планы на будущее, а сегодня видит, как убивают его друзей, и не знает, жива его единственная дочь или ее изуродованное взрывами немецких снарядов тело покоится под обломками. Он верил, что Дашка жива, отгонял прочь мрачные, гнетущие мысли. Верил, что обязательно отыщет и спасет ее, выведет из этого пекла. А потом начнется его мужская работа — давить фашистскую гадину, мстить до тех пор, пока не захлебнется она в собственной поганой крови.

— За мной! — приказал Мельников. — Короткими перебежками.

Пригнувшись, он двинулся вперед. Старшина с остальными бойцами последовал за ним.

Мамочкин с пулеметом наперевес шел за Кожевниковым след в след. Чуть поодаль по-кошачьи мягко ступал Пахомов. В руках он сжимал трофейный пистолет-пулемет.

Несмотря на то что небо было затянуто дымом, солнце пекло невыносимо. Дышать из-за гари с каждым шагом становилось все труднее.